Ну а дело о Белостокском погроме дошло до суда только спустя два года. И хотя в качестве обвиняемых были привлечены 44 человека, в том числе несколько солдат 16-й пехотной дивизии, обвинительный акт объяснял «насилие над некоторыми евреями» революционной деятельностью самих евреев, которая-де разбесила «прочее население». При этом истцов лишили возможности выяснить, при каких условиях возник и развился погром, им было отказано в вызове многочисленных свидетелей. В итоге 15 подсудимых были приговорены к тюремному заключению и отдаче в исправительные арестантские отделения, остальные оправданы. Гражданские иски были оставлены без удовлетворения. Главные же виновники остались безнаказанными.

К слову сказать, антисемитизм процветал тогда в самых разных, даже неожиданных формах. К примеру, на окраине Нижнего Новгорода, на улице Студеной открылся магазин охоты. Ассортимент был самый обыкновенный: ножи, ружья, боеприпасы. Понятное дело, что у многих потенциальных покупателей возникало желание перед покупкой опробовать товар в действии, то есть банально пострелять по мишеням. Торговцы пошли навстречу клиентам и быстро организовали недалеко от магазина испытательное стрельбище. В качестве площадки выбрали… окраину еврейского кладбища. Которое, согласно тогдашним порядкам, располагалась за городской чертой.

В результате охотники получили возможность вдоволь поупражняться в «стендовой стрельбе», от души палили по памятникам и кладбищенскому забору. Через некоторое время попавшие «под обстрел» посетители еврейских могил пожаловались в полицию. Стражи порядка, изучив решето в заборе, констатировали, что магазин «не принял необходимых мер предосторожности». В связи с чем выдали торговцам предписание перенести стрельбище в иное место…

На фоне ряда громких ограблений, убийств и терактов (14 мая в Севастополе во время парада была брошена бомба, разорвавшая на куски восемь человек, – это было неудачное покушение на севастопольского коменданта генерала Неплюева) в стране развернулась масштабная дискуссия по поводу отмены смертной казни. Царь, правительство и правоохранительные органы, естественно, категорически возражали против подобного либерализма, а Государственная дума, напротив, выступала за всеобщее помилование, прощение и прекращение кровопролития.

Первые полагали, что казни являются справедливым возмездием за преступления, вторые – наоборот, что насилие как раз и провоцирует терроризм и экстремизм. Общественность также разделилась на два противоположных лагеря. Одни требовали железной рукой искоренять насилие, другие, напротив, предлагали всем помириться и далее строить жизнь исключительно на христианских ценностях.

Так, в начале июня пресса опубликовала открытое письмо сорока пяти православных лысковцев (жителей села Лысково Нижегородской губернии) царю, в котором те умоляли государя не делать роковой ошибки и не отменять смертную казнь в России. Мол, в таком случае преступники совсем распоясаются и всякий страх потеряют. В свою очередь, это обращение вызвало волну негодования других лысковцев, а один из них, подписавшийся крестьянином Лысковской волости, написал в «Нижегородский листок» встречное открытое письмо своим землякам.

«Итак, и вы, лысковцы, в числе 45 лиц, хотите быть также „истинно русскими людьми“, – писал крестьянин. – Посылаете на Высочайшее Имя просьбу о сохранении смертной казни и не давать амнистии. Итак, вы, открыто, торжественно, во всеуслышание и при свете дня, а не в полночь, как апостол Петр, отреклись. И еще присоединяетесь к крику „Распни!“ Распни Его!» Но о тех сам Христос молил: «Прости им, Отче, они не видят, что творят». Вы же ведаете и видите, чего просите, так как называете себя православными христианами, и потому сами себе, своим детям, внукам, правнукам и праправнукам желаете, чтобы была позорная смертная казнь и не было бы прощения… Христос ясно сказал и осудил тех в геенну огненную только за то, что не посетили в темнице и не накормили одного из меньших. А вы не только не стремитесь выполнить сие, но даже стараетесь и другому воспрепятствовать, и мало того, желаете казни, крови и крови… Было бы только вам хорошо дома, а какое вам дело до тех, кто изнывает и томится по тюрьмам и казематам.

От избытка сердца глаголют уста. Но про вас про всех этого сказать нельзя: большинство из вас подписалось потому, что предложили, а вы не подумали, так как голова ваша не привыкла мыслить и анализировать свои поступки. Вы все идете сами против себя. Вы выбирали от себя и представителя в Государственную Думу, и он есть, но только не тот, за которого вы подавали свой голос. И главное, как вы дерзко и нахально можете заявлять свое эгоистическое чувство от сорока пяти. Вам нравится казнь, потоки крови и горы людского горя. И идти против избранников стотридцатимиллионного народа, которые пришли исполнить не свое желание, а волю пославшего. Интересно было бы, что сказали бы вы, сорок пять, если были ли бы на месте выборных в Государственную Думу. Самое большое, что хлопали бы своими глазами – ну да, ну-ну! – сказать бы не смогли. Малодушные, только и храбры из-за угла, да подальше от опасности и под прикрытием сильного. Жалкие, жалкие вы, сорок пять!.. Жаль вас, вдались в обман, в неискренний. Не выслужитесь перед правительством, а только опозорили себя перед человечеством. Времена варварства и тьмы прошли безвозвратно».

В итоге 19 июня Дума осмеяла и освистала главного военного прокурора Павлова, обозвав его «убийцей» и «палачом», а потом единогласно проголосовала за проект закона о полной отмене смертной казни. Однако Госсовет и царь его не утвердили.

Тем временем беспорядки в стране, хотя и пошли на убыль, не прекращались. Так, 19 июня произошло небольшое восстание на металлургическом заводе в городе Кулебаки. В ночь на 23 июня помощником Ардатовского уездного исправника были арестованы одиннадцать рабочих. Рано утром они были пешком уведены под конвоем в городе Ардатов.

Вскоре после этого по тревожному гудку собралась толпа рабочих около 1600 человек и двинулась с завода к местному старшему приставу Щукину. «Через выбранных депутатов собравшиеся предъявили приставу требование освободить немедленно арестованных рабочих и выдать им бывшего пристава Веселовского, урядника Норкина и городовых Морозова, Сучкова и Алексеевского, по указанию которых, как они думали, произведены были аресты, – говорилось в материалах расследования. – Когда приставом Щукиным было заявлено, что арестованные препровождены в Ардатов, собравшиеся вынудили пристава послать ардатовскому исправнику телеграмму о немедленном освобождении арестованных. Текст телеграммы, составленный Щукиным, был им прочитан рабочим, и телеграмма отправлена. Независимо от этого толпа рабочих принудила Щукина допустить ее выборных к осмотру арестантского помещения, с целью удостовериться в том, что арестованных действительно нет в Кулебаках».

К 3 часам дня рабочие по тревожному свистку двинулись к квартире пристава. Силы были явно неравными, и при виде приближающейся толпы полицейский надзиратель и урядник, а равно и большая часть городовых, находившихся в распоряжении пристава, решили не испытывать судьбу. Посему попросту бросили оружие и разбежались! До прихода толпы пристав Щукин велел оставшимся при нем городовым снять с себя оружие и затем спрятать весь арсенал (10 ружей, 12 шашек, 10 револьверов, 136 ружейных и 60 револьверных патронов)… под кровать в одной из комнат своей квартиры!