* * *

Слабый пошел подследственный, почти никаких воздействий — а он уже поплыл и готов к сотрудничеству. Месячный запой, после пяти дней горячки в голове рождаются вопросы:

— А где я? Почему на окнах решетки? А почему я привязанный?

— Вспоминай, — говорю, — сам все вспомнишь или помочь?

— Да нечего мне рассказывать, это он сам.

— Да мне по-х…, сам — не сам, это ты прокурору будешь рассказывать.

— Ну сами посудите, зачем мне его убивать, своего юриста? Ну договор он неправильно составил, так убыток всего тысяч двадцать, кто за эти деньги убивать будет? Отпустите меня, можно под подписку? Я же ничего не знаю.

Тема становится интересной.

— Не надо меня грузить, сейчас и за бутылку замочат. И где ты такое видел, чтоб по 105-й под подписку отпускали?

— Какая 105-я, он же сам повесился, мы-то тут при чем?

— А ты акт судмедэкспертизы видел? Почему на шее две странгуляционные борозды? При самоубийстве, брат, одна.

— Да ничего я не знаю, я случайно оказался свидетелем. Я и близко не подходил! Давайте я все напишу, все, что скажете!

Чую, сейчас мужичок сорвется в истерику и пролежит привязанным еще дня три. А моя задача в ближайшие дни отправить его в люди. Помогать правоохранителям, конечно, нужно, но если только личные интересы этому не противоречат.

* * *

Если в реанимацию попадают коллеги, врачи, а особенно наркологи, первое, что надо с ними сделать — привязать. Жестко, лишив всякой возможности маневра даже в пределах кровати. Врачи — самые трудные пациенты. При этом не проявлять никакого сочувствия и жалости. Сам не пойму, почему так рассмешило заявление одного из посетителей? Сколько ни убеждал, что ни одна из наших профессий не может гарантировать от болезней, что кардиологи легко могут помереть от инфаркта, онкологи от рака, а гастроэнтерологи от язвенных кровотечений, и бывает, что делают это чаще остальных, коллега продолжает настаивать:

— Зачем мне в реанимацию? Да о чем вы говорите? У меня никогда, я повторяю, никогда не было и не будет белой горячки. Это же просто невозможно. Да вы что, не знаете, кто я? Я психиатр-нарколог, я кандидат медицинских наук. Хорошо, я согласен в реанимацию, только с одним условием: чтобы утром на обходе Виталик меня тут не видел, мне неудобно перед ним оказаться в таком виде. (Виталиком в детстве звали нашего главного врача.) Можно я утром в туалете посижу во время обхода? Только вы мне скажите, когда Виталик придет, хорошо? Я там от него спрячусь. Поверьте, правда неудобно, мы же с ним вместе работать начинали.

Хорошо, только утром спрятаться было уже невозможно не только от Виталика, но и от окружавших видений. К утру одолели бесы. Но коллега, видимо, изобрел новый способ борьбы с ними: на утреннем обходе, достав из-под одеяла свой прибор, неожиданно стал отбиваться от наседавших бесов струей мочи, облив ею заодно и халат своего друга Виталика.

* * *

На днях развеселила история, как директор, а может и хозяин, нашей наркологической клиники нажрался до чертиков на выпускном вечере своей дочки в детском садике. И что из этого получилось. Хотел ее рассказать друзьям, написал первую фразу: «Директор наркологической клиники нажрался на выпускном вечере своей дочери в детском садике…» И подумал: «А наверное, этого и достаточно. Дальше все равно уже не интересно, дальше шел стандартный набор алкогольных приключений с окончанием вечера в своей же клинике».

* * *

Какой-то идиот спланировал здание больницы так, что окна отделения реанимации выходят во двор жилого дома. И естественно, жителей окрестных домов смущают крики из наших окон: «Помогите! Убивают!» Особенно летом, когда окна у нас и в квартирах открыты. Иногда появляется на пороге сотрудник полиции, вызванный жильцами. Приходится объяснять, у нас все нормально, а что, по-вашему, должны кричать люди в реанимации: «Спасибо, доктор? Спасибо, что привязали к кровати, отдельное спасибо за поставленный мочевой катетер?» Сотрудники понимают, и их понять тоже можно. Поступает заявление, надо отреагировать.

Но как-то раз соседи, наслушавшись из наших окон криков борцов за свои права, обратились в прокуратуру с жалобой на жестокое обращение с пациентами. Привязанные слишком громко требовали свободы передвижения, те, у кого стоит мочевой катетер, — свободы мочеиспускания. И устроила прокуратура у нас проверку. Проверка вещь внезапная, но всегда к ней успевают приготовиться. Решили так: надо загрузить всю реанимацию буйными неадекватами, жестко их связать, и пусть они при прокурорах орут во всю глотку, а те посмотрят и убедятся, что иначе с нашей публикой нельзя. Дело за малым — где найти столько буйных психов? Хорошая команда собирается не каждый день. Но служба безопасности больницы, а в основном там работают бывшие менты, нашла выход. Договорилась с бывшими коллегами из соседнего отделения, что те изобразят наших пациентов. За что получат благодарность в материальной форме и в плане оказания услуг. Мужики не подвели, десяток человек пришли к назначенному времени. Чтобы все выглядело натурально, принесли с собой стойкий запах перегара, а некоторые так подготовились к своей роли, что уже с утра нажрались так, что от пациентов не отличались ничем. Обставить мизансцену планировалось так: все ложатся на коечки, их для вида привязывают, ставят капельницы. Как только начнет поворачиваться ключ во входной двери в реанимацию, все должны по команде рваться из вязок, орать, требовать свободы. Через минуту прибегает охрана и вежливо, но жестко вяжет самых буйных. Медперсонал бегает вокруг и каждому вставляет в вену шприц, якобы с успокоительным средством. Вокруг заранее разбросаны пустые коробки от аминазина, галоперидола, пропофола и прочих снадобий. Чтобы не случилось ложной тревоги, через отделение реанимации запретили проходить всем сотрудникам, никому входную дверь не открывать. Кому надо зайти, пусть обходят по запасной лестнице, через черный ход.

В общем, все выглядело более чем достоверно. Главный врач с проверяющими открывает дверь, прокуроры заходят в реанимацию и видят, как десять безумных мужиков, привязанных к кроватям, рвутся на свободу, кроют всех матом, а прокурорских особенно, от души. Тут уж в выражениях можно не стесняться, слова: «Сука прокурорская, я тебя на ноль, падла, помножу!», пожалуй, одни из самых ласковых. Пока не порвались веревки, комиссия от греха исчезает за дверью. «Да, — говорят, — с вашими иначе нельзя». И уходят. И на этом бы прекратить действие, но как предусмотрено сценарием, услышав крики в реанимации, туда прибегает охрана. Потом долго искали человека, который забыл предупредить охранников, что лежат там свои люди и надо только показать, как ты якобы привязываешь к кровати разбушевавшегося алкаша, обращаясь с ним предельно корректно. Дальше все было по-настоящему, начались попытки кого-то привязать, менты разозлились, и со словами, что на драку мы не подписывались, от души вломили охранникам. В итоге оказалась связанной охрана. Теперь на вахте сидят мрачные люди в темных очках, избегая света. Чтобы не портить имидж клиники своими разбитыми лицами. Начальству пришлось выписать им что-то вроде премии, компенсации за моральный ущерб. Ну а менты унесли с собой из центра весь запас спиртного. А запасов было много, конфискат: почти каждый, идя лечиться от алкоголя, пытается алкоголь с собой пронести. Так что хватает даже на проведение проб после кодирования.