Наверное, это смешно — писать повесть своей жизни в моем возрасте. Кажется, что ты еще очень молод, что впереди тебя ждет масса впечатлений, куда более достойных переноса на бумагу. Однако все в этом мире относительно.

Молодость уходит, приходит зрелость. За ней, если удастся дожить, наступает старость. Наш земной век короток. Надо ловить каждый его миг. И, по возможности, помнить. Но я не стал описывать обстоятельства, при которых попал в тело фон Гофена. Это уж точно ни к чему.

Почувствовав, что речь зашла о нем, мое альтер эго зашевелилось. Попыталось обрести власть.

Сознание будто раздвоилось. Мне стало стыдно перед настоящим Дитрихом. Пусть не моя это вина, но все равно неприятно знать, что где-то в глубине меня находится истинный обладатель этого тела.

— Прости меня, Дитрих, — прошептал я.

— Прощаю, — донеслось откуда-то издалека.

Раздвоение исчезло. Я снова стал самим собой.

Пожалуй, на сегодня мемуаров хватит. Я посыпал песочком чернильные закорючки и задумался. Если Кирилл Романович прав насчет моей интуиции, то она не просто предупреждала — она кричала во весь голос, что мне необходимо вернуться в Петербург. Разум бумерангом возвращался к этой мысли.

Моя партия с Балагуром еще не закончилась. Кажется, он собирался сделать очередной ход. Почему-то в эту секунду я был точно уверен, что мой враг далеко от меня. В этом походе его не было. Впрочем, это к лучшему. Здесь я сражался, не опасаясь предательского удара.

Итак, меня снова ждет Петербург. Перемирие со шведами было мне на руку. Пока дипломаты ломают копья, армия отдыхает. Почему бы мне не смотаться в отпуск? Заслужил ведь.

С такой мыслью я устроился на сколоченном из досок топчане и вырубился, надеясь увидеть во сне лицо любимой.

Фельдмаршал прошение об отпуске подписал. Он знал, что война выиграна, и мог позволить себе быть щедрым.

— Заодно, граф, отвезете мои реляции императрице, — сказал Ласси.

Тогда я не понятия не имел, что в Петербурге меня ждет отнюдь не ласковый прием. Впрочем, даже если бы и догадывался, иного пути все равно не было. Я наивно считал, что готов к любым испытаниям, не понимая, насколько коварным может быть такое чувство, как зависть.

Сопровождающих было немного: Мюнхгаузен, Чижиков, Михайлов — те, к кому я привык, на кого мог опереться в трудную минуту.

Реляцию Ласси решил доставить как можно быстрее, потому было принято решение плыть морем. Мы сели на один из фрегатов Балтийского флота и направились к Кронштадту. Плавание было безопасным. Шведские корабли, от греха подальше, не покидали своих гаваней, Балтику не штормило. В какой-то степени поездка была сродни увеселительному круизу, вот только весело мне не было.

Я сам не мог понять, откуда взялась во мне эта вселенская грусть. Вроде все в порядке, я жив и здоров, плыву домой, где меня ждет любящая жена. Война закончилась, мы победили, причем недорогой ценой. Враг повержен и вряд ли сумеет скоро встать на ноги. Тем не менее, печаль отравляла все дни плавания. Я остро ощущал тоску, хотя так и не сумел объяснить причины, ее вызвавшие.

Барон, видя мою неприкаянность, неоднократно пытался развлечь меня. Он шутливо описывал свои злоключения по дороге в Россию, веселил охотничьими байками. Мои гренадеры с восторгом его слушали, хотя русский язык Мюнхгаузена оставлял желать лучшего. Нехватку слов барон заменял жестикуляцией и с таким жаром это делал, что становилось ясно — в нем погибает великий артист.

Я понимал, что на моих глазах рождается новая легенда. Не талантливый враль, а мастер увлекательного повествования, в котором было все, кроме неправды, ибо уж такова наша жизнь — она порой подбрасывает сюрпризы, с которыми не может сравниться полет человеческой фантазии.

Признаюсь, барону отчасти удалось развеять мою необъяснимую грусть.

Дом, милый дом! Только сжав в объятиях мою Настю, я понял, как по ней соскучился. А немного погодя узнал от ненаглядной добрую весть: через несколько месяцев я стану отцом.

Подозрение у меня возникло сразу, как только увидел слегка округлившиеся формы супруги. Сначала не поверил своему счастью, спросил осторожно. Она с улыбкой подтвердила догадку.

Боже мой, как я был счастлив, как радовался, сходил с ума и вел себя, словно мальчишка! Норовил закрутить в некоем подобии вальса Акулину Карпову, прошелся колесом, едва на стенку не запрыгнул, демонстрируя навыки паркура. Настя от души смеялась, а я просто млел.

Теперь эта земля стала мне в сто раз милее и дороже, ведь скоро по ней затопают ножки моего малыша.

Немного погодя, чуть-чуть успокоившись, я спросил, где шляется мой двоюродный брательник.

— На службе он сегодня, — ответила Акулина.

Карл вернулся с дежурства утром следующего дня. Невыспавшийся, но радостный и веселый. Ему успели сообщить о моем приезде. Он примчался сразу, как сменился.

— Всех шведов перебил? — с порога спросил Карл.

— Тебе парочку оставил, — усмехнулся я. — Здравствуй, братец!

Мы обнялись.

Слуги позвали за стол завтракать. Тем, связанных с войной, чтобы не, волновать супругу, мы старательно избегали, хотя я видел, что кузену не сидится на месте. Он так и ерзал на стуле, норовя расспросить о моих «подвигах», но вовремя спохватывался. Настя, пожалев несчастного Карла, разрешила нам перейти в мой кабинет и продолжить трапезу там.

— Думаю, вам есть что обсудить, — сказала она.

В знак признательности я наградил ее поцелуем в ушко. Она скромно потупила глазки.

Акулина накрыла нам стол в кабинете.

Возмужавший, превратившийся из юноши в мужа Карл моментально умял кушанья и накинулся на меня с тысячей вопросов. Интересовало его все. Я, как мог, удовлетворял его любопытство. Кузен только качал головой и вздыхал от зависти:

— Вот где настоящая жизнь! Не то что здесь!

— Лучше скажи — сработала наша с Ушаковым задумка?

— Пока нет, любезный кузен. Но знаешь что — удружили вы мне с генерал-аншефом! Надо же было такое отчебучить! Если б кто-то другой был, не ты, я обиделся бы и на дуэль вызвал.

— Прости, братишка. Это для большого дела нужно.

— Да я понимаю! Но все равно непривычно как-то.

Я улыбался. Мы ловили на живца и, поскольку других вариантов не было, выбрали самый на наш взгляд действенный. Что касается Карла… Ну, с него не убудет.

— Не переживай ты так! Все образуется. Ушаков твоей услуги не забудет, — приободрил я братца.

— Бог с ним, с Ушаковым. Не ради протекций стараюсь.

— Тем паче, — кивнул я.

Махнув рукой, кузен перешел на другую тему:

— Чем собираешься заняться?

— Донесение от фельдмаршала Ласси везу. Надо во дворец передать. Дело не сильно срочное, но откладывать его в долгий ящик не стоит. Сегодня же постараюсь получить аудиенцию у ее величества.