– Куда придет? – Не поняла Ксюша.

– Не знаю, – сказала Татьяна Николаевна. – Почему бы тебе самой у нее не спросить?

– Ирина ничего не скажет, – прошептала Ксения, – а мне хочется узнать правду о своем происхождении.

– Не та мать, которая родила, а та, что вырастила, – менторским тоном учительницы заявила Татьяна Николаевна.

Ксения резко выпрямилась, ее лицо осунулось, глаза остекленели, рот приоткрылся.

– Эй, эй, что с тобой? – начала креститься Татьяна Николаевна.

Я поняла, что Ксюша опять впала в состояние самогипноза, которое спровоцировал нервный разговор, и быстро попросила хозяйку:

– У вас есть нашатырь?

– Да, да, – кивнула та, бросаясь к шкафчику.

Спустя несколько минут я открыла пузырек и поднесла его к носу напарницы. Ксения выдохнула, заморгала и посмотрела на меня.

– Что? Что случилось?

– Все хорошо, – ответила я, – думаю, нам надо уходить.

* * *

Когда мы вышли на улицу, Ксюша взяла меня под руку.

– Татьяна сказала: «Не та мать, которая родила, а та, что вырастила», и вдруг свет померк, раздался детский голосок: «Раз, два, три, четыре, пять, Соня идет гулять». Потом женщина произнесла:

– Сонечка, солнышко, хватит, пора спать!

– Нет, нет, – затараторила малышка, – Мармеладовна, дай кису! Тогда я лягу!

И женщина с девочкой начали беседу.

– Кошка тебя опять оцарапает!

– Нет!

– Некрасиво так себя вести, дедушка рассердится.

– Нет! Конфеткой угостит.

– Ах ты хитрюга! Иди в кроватку.

– Нет!

– Ну ладно, уговорила!

– Принесешь кису?

– Лучше любимую чашку!

– С синеньким цветочком! Хочу!

– Вот и договорились, – нежно пропела женщина, – ты сейчас чистишь зубы, садишься в ванну, потом пьешь простоквашу и бай-бай.

– Чашку в кроватку, – выдвинула новое условие капризница.

– Право, Сонечка, ты нехорошо себя ведешь.

– Мармеладовна! Ты обещала!

– И выполню, налью простоквашу в парадную чашку, пей на здоровье.

– Нет! Нет! В постельку!

– Кто расстроил мою белочку? – вмешался мужской бас.

– Мармеладовна чашку не дает! С синими цветочками!

– Иди умывайся, дед все уладит.

– Геннадий Андреевич, ты балуешь девочку! Это неправильно. Ребенок понял, что может всего добиться слезами, а…

– Сонюшка, она еще крохотулечная, давай пойдем на компромисс.

– На какой?

– Дадим ей блюдце. Успокоим и вроде не уступим. Блюдце не чашка.

– Ох, Геннадий Андреевич! Ты хитрец почище Сони.

Звуки исчезли, противно завоняло, и я увидела тебя. Что это? Что я вспоминаю?

– Не знаю, – честно ответила я, – но мы непременно это выясним.

* * *

Когда мы вернулись в квартиру Королевых, Петр храпел так, что дрожали окна.

– Ирка, наверное, снова подсунула ему бутылку, – разозлилась Ксения, вошла на кухню и заорала:

– Мать!

Ирина, стоявшая лицом к окну, вздрогнула, обернулась и чуть не уронила кастрюлю, из которой ела салат.

– Напугала меня! – выдохнула она.

Ксюша пошла вразнос.

– Зачем из общей посуды жрешь?

– А как надо? – спросила Ирина.

– Тарелку возьми.

– Лень, – отмахнулась ее мать, – потом мыть ее.

Дочь сжала кулаки.

Я схватила Ксению за руку и вытащила в прихожую.

– Спокойно, Ксю, не зли Иру, иначе ничего не узнаешь. Надо действовать иначе. Выдохни.

Спустя минут пять мы вернулись в кухню.

– Слышь, мам, мне тоже хочется попробовать, давай вместе поедим, а? – предложила Ксения, внявшая моему совету.

– Ну… конечно, – с изумлением кивнула Ирка и водрузила на стол кастрюлю, – ешь на здоровье.

– Слушай, а вкусно! Что это? – искренне удивилась дочь.

– Не знаю, это Полина готовила, – улыбнулась Ирина. – Теперь она у плиты прыгает, я могу хоть изредка дух перевести. Совсем замучилась, стирка, готовка, глажка, уборка! Помощи никакой! Вот обзаведешься семьей и поймешь, каково хозяйке приходится.

– Мамуля, ты где познакомилась с папой? – спросила Ксения.

Ира уронила в кастрюлю ложку.

– А чего? – испуганно спросила она.

– Просто интересно, – продолжала цвести в улыбке дочь.

– Ну… не помню.

– Совсем ничего?

– Нет, – занервничала Ирина.

– Может, в кино?

– Какое там в городке кино… – начала мать и тут же прикусила язык.

– В Москве полно кинотеатров, – наседала Ксюша. – Или вы оба из провинциального местечка?

Глаза Ирины забегали из стороны в сторону.

– Ну и чушь, – не очень уверенно ответила она, – я всю жизнь в столице провела, родилась в Москве.

– А откуда мы в эту квартиру переехали? – не отставала дочь.

– Э… из… ну… в общем… из дома!

– Какого?

– Другого.

– Где он был? Адрес скажи.

– Да зачем тебе?

– В институте нам задали написать работу «Мои родственники», а я, получается, ничего не знаю! – объяснила Ксения.

Лицо Ирины разгладилось.

– Понятно. Значит, так. Я из детдома, и отец тоже. Про свои семьи ничего не слышали. Встретились мы… в больнице… я медсестрой работала, он на прием пришел, ну и поженились. Когда ты на свет появилась, мы наши две комнатушки продали, немного денег у друзей взяли и квартирку купили, кооперативную.

– Ты же раньше говорила, что убогое жилье папашке на службе дали за удачную работу, – выпала из роли ласковой доченьки Ксения. – Когда ты врешь? Сейчас? Или прежде постоянно лгала?

Ирина вздрогнула, но нашлась, что сказать:

– Ты меня неправильно поняла. Папе за старательность разрешили кооператив купить. В советские годы нельзя было как сейчас: захотел жилье? Деньги нашел и приобрел.

– Ксения родилась в середине девяностых, – напомнила я, – страна уже другой была.

– Квартиру мы до появления дочки на свет спроворили, – мигом солгала Ирина.

Я сделала вид, что верю ей.

– Наверное, нелегко в те годы было жилище приобрести? Кто же вам денег одолжил? Кредиты тогда гражданам не давали.