Джули перебивает:

– Вот что еще есть общего у последователей нью-эйджа – все они работают сами на себя. Почему?

– Потому что слишком заморочены и не могут удержаться на настоящей работе, – говорит Шарлотта.

Джули смеется.

– Я думала, ты такой и станешь.

– Ну что ты, детка. Я просто увлекаюсь йогой. Начинай беспокоиться, когда я брошу курить. Короче, этот парень, которому пришлось бросить работу, китайскими травами чуть кого-то не прикончил. Он неправильно понял одну из своих книжек – или переводчик с китайского что-то напутал, – и в результате вышел полный пиздец.

– Господи. Не могу сказать, что ты меня успокоила. Так чем таким отличается Вэй?

– Он абсолютно… Ну, я не знаю. Он просто… серьезный чувак, как я и сказала.

– Погоди… я так поняла, ты с ним не встречалась?

– Я сказала, что толком его не знаю. Я видела его лишь раз, и то пару минут.

– И?

– Это было словно вдруг включили свет, а я даже не сознавала, что было темно. Честное слово, Джул, я бы не стала знакомить его с Люком, если бы не была уверена, что он сможет помочь. Он действительно не такой, как все.

– А откуда его знает твоя подружка?

– Ее муж Уолтер редактирует книгу – то ли «Медитация на автостраде», то ли «Бетонная карма», что-то такое. Про то, как использовать нью-эйджевское мышление для облегчения стрессов современной жизни. Вэй пишет для нее одну главу. Вот как я про него услышала.

– Так, значит, он писатель?

– Нет, не думаю. Он больше известен своими лекциями. Уолтер подкатил к нему с предложением насчет книги, и, по-моему, сначала Вэй сказал «нет», потому что затея была слишком коммерческой. Тогда Уолтер пообещал, что пожертвует значительную часть прибыли «Свободному Тибету», и Вэй согласился. Они его доставили сюда самолетом. Это потрясающе, что Люк сможет увидеться с Вэем. Знаешь, Вэй действительно знаменит.

– Доставили самолетом? – переспрашивает Джули. – Прямо из Китая?

– Нет, из Америки. Он был изгнан из Китая.

– О. Что ж, наверное, тогда всяко лучше иметь дело с ним, чем с каким-нибудь бородатым чокнутым английским мошенником.

– Ты правда ненавидишь нью-эйдж, а?

– Да.

– Почему?

– Ты ведь не была знакома с моей мамой?

– Нет. Она же куда-то уехала?

– Да. Она всерьез увлекалась нью-эйджевскими делами, хотя тогда это еще не называлось нью-эйдж.

Ну, я не знаю, просто очередная хипповская заморочка или типа того. Ох, как меня тошнило от мунго-вой фасоли, семечек подсолнуха, турецкого гороха и от того, что все приходилось есть с кориандром…

– Я люблю кориандр.

– А я ненавижу. От одного запаха меня выворачивает.

– По-моему, ты сильно сердита на свою маму, а? – говорит Шарлотта.

Джули вздыхает.

– Ох, на самом деле я не хочу в это углубляться.

– Не хочешь давать выход своему гневу, типа того?

Джули смеется.

– Прости, – говорит она. – Что-то я и вправду на этом зациклилась. Умолкаю.

– Не беспокойся, детка. Все пучком.

– Ну, тогда расскажи мне, как ты увлеклась аюрведой.

– Ага, а ты начнешь обвинять меня в том, что я фанатка нью-эйджа.

– Нет, не начну. Я знаю, что ты не фанатка.

– О'кей, слушай… По-моему, я тебе не рассказывала, но я чуть не загнулась после того, как уехала с Уинди-Клоуз – слишком много бухла и кокса, а порой даже герыча…

– Шарлотта!

– Я знаю… Короче, мне нужно было найти какую-то альтернативу или сдохнуть, такие вот дела.

– Господи. И что ты сделала?

– Я позвонила «Самаритянам».[41]

– Из-за наркотиков?

– На самом деле нет. Хотя отчасти да. Я думала, мой дом оккупировали мухи.

Джули не может удержаться от смеха.

– Мухи?

– Ага. Тетка-психолог сказала, что у меня стресс, и посоветовала мне научиться медитации.

– Мне казалось, что им не положено советовать.

– Не думаю, что можно злоупотребить медитацией, Джул. – Шарлотта улыбается. – В общем, случай с мухами стал последней каплей. Я поняла, что нахожусь на грани бзика, и записалась на курс медитации в «Центр обучения для взрослых», а потом весь наш класс занялся йогой, и я решила остаться – в основном потому, что после медитации мне было как-то не по себе, я не могла двигаться, а еще потому, что учитель выглядел очень сексуально. В общем, через пару занятий мне стало получше. Я спросила учителя, не стоит ли мне до кучи изменить свой рацион – не знаю, зачем, само с языка слетело; я не сомневалась, что мне велят отказаться от бухла, кофе, курева, шоколада и всякой химии, как и при любой гребаной диете, но этот мужик просто оглядел меня с ног до головы и сказал: «Попробуй с недельку питаться так: овсянка на завтрак, рисовый пудинг и банан на обед, рис со сливочным маслом на ужин, а потом любые сладкие фрукты и мед – и не смотри телевизор во время еды». Я подумала, что он бредит, но звучало это вполне симпатично, так что я попробовала. Через несколько недель мне стало так хорошо, что я решила спросить, в чем хитрость этой диеты, и он объяснил мне основы аюрведы. Потом я отправилась в приют, встретила Джемайму и узнала от нее про эти курсы в Индии. Учиться можно за бесплатно, но ученик обязан передавать свои знания другим. Это круто.

– Ты действительно превратилась в хиппи, – говорит Джули, качая головой.

– Здорово, правда? Новая я определенно лучше прежней.

К трем утра скафандр почти закончен.

– Не могу поверить, что мы это сделали, – говорит Шарлотта.

– Ты ничего не сделала! – возмущается Шантель. – Ты всю ночь сидела в углу и курила свои самокрутки.

– Да, – соглашается Шарлотта. – Я руководила.

Дэвид скотчем приматывает к сапогам серебряную фольгу.

– Готовчинский, – бормочет он.

– Когда пойдем смотреть на фургон? – спрашивает Лиэнна.

Джули и Шарлотта запарковали его в промзоне, чтобы не возбуждать подозрений на Уинди-Клоуз. После того как они вернулись к Люку, Джули изучала карту, а Шарлотта сидела в углу и давала разные непрактичные советы насчет скафандра. Лиэнна тихо сшивала куски, которые ей велели сшить, и трудно было сказать, в настроении она или нет. Шантель и Дэвид сделали почти всю серьезную работу, а Люк тем временем думал о том, что скоро взаправду уедет из дома, и волновался все больше.