– О господи, – вздохнула Диана Тавернер. – Уэбб, это же твой коллега. Ты с ним работал, помнишь?

– Ну, не то чтобы бок о бок…

– А не кажется ли тебе, Уэбб, что, прежде чем волноваться о том, как его смерть отразится на перспективах твоего служебного роста, тебе следует подумать, как это может отразиться на моей карьере?

– Я уже все обдумал. За нас обоих. Если Даффи подаст рапорт, где это будет зафиксировано как дорожное происшествие, мы, разумеется, помянем Харпера добрым словом и сможем продолжить начатое. Но если в связи с его смертью возникнут какие-то вопросы, то все то, чем он занимался в последнее время, будут рассматривать под микроскопом. А если Роджер Лотчинг узнает, что Харпер втихую выполнял задание, которое мы поручили ему в обход ведущейся проверки…

– Мы?

– Я сделал учетную запись о нашем разговоре, – сказал Уэбб. – Как полагается. Я же обязан. А когда все сложится и Аркадий Пашкин станет нашим осведомителем, то всем в Риджентс-Парке и в Уайтхолле захочется объявить о своей причастности к этой операции. Особенно… ну, ты понимаешь.

Его молчание красноречиво намекало на Ингрид Тирни.

– Так что лучше с самого начала зафиксировать, кто именно проделал всю работу.

В мобильнике отчетливо звучали размышления Дианы Тавернер.

Уэбб прижал телефон к уху и взглянул в небо. Там не было ни одной звезды, но в Лондоне их и не бывает: погода и световые выбросы, вся эта тяжелая артиллерия, направленная городом в небеса, как правило, одерживают победу. Но это вовсе не означает, что звезд нет.

– И что тебе надо? – наконец сказала она.

– Ничего. Точнее, совсем немного. Один звонок.

– Кому?

– Нику Даффи.

– Ты же сказал, что он удовлетворен осмотром места происшествия.

– Да. Удовлетворен. Но нам нужно, чтобы он именно это отразил в своем рапорте, пусть даже предварительном. Чтобы до встречи в «Игле» ни у кого не возникло поводов для беспокойства.

Молчание.

– А когда мы проведем лучшую вербовочную операцию всех времен и…

– Не увлекайся. – Она снова задумалась. – Ты точно знаешь, что смерть Харпера никак не связана с операцией?

– Это несчастный случай.

– А если выяснится, что это был очень грамотно подстроенный несчастный случай, связанный с операцией?

– Ничего подобного. Пашкин еще не приехал. А если бы кто-то узнал о том, что он хочет к нам присоединиться, то устранили бы кого-нибудь другого, а не Мина Харпера. Он мелкая сошка. Винтик.

– Ты имеешь в виду – слабак.

– Он ведь даже и не знал, что именно происходит. Думал, что обеспечивает безопасность переговоров о поставках нефти.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если об этом станет известно, то беспокоиться придется тебе. И не только о Роджере Лотчинге. Может, Харпер и был слабаком, хромым коньком, но не забывай, кто заведует его конюшней.

– Не волнуйся. Я действую осторожно, чтобы не наступить ни на чью любимую мозоль.

– У Джексона Лэма мозоли как у слона. – В трубке послышался какой-то шорох: то ли она поудобнее взяла мобильник, то ли еще что-то. – Я поговорю с Даффи.

Она положила трубку.

И тогда Уэбб подумал, да и потом не видел причин менять свое мнение, что слоны, как известно, стареют и умирают. В одном документальном фильме показывали тушу дохлого слона у водопоя. Спустя несколько часов ее облепили мухи, потом налетели птицы и набежали гиены. После этого остались только ошметки. Да, в свое время Джексон Лэм был легендой, но то же самое говорят и о Роберте Де Ниро.

Очень хорошо.

Луиза Гай делает свое дело, и никто в Риджентс-Парке, за исключением Леди Ди, не знает об операции с Пашкиным. А послезавтра он, Джеймс Уэбб, станет кукловодом самого ценного агента, когда-либо завербованного Пятеркой.

Самое главное, чтобы все двигалось гладко.

– Почему мы не двигаемся? – спросил Аркадий Пашкин.

Центр города, пробки впереди, пробки позади, указатель, возвещающий о дорожных работах поблизости, и красный сигнал светофора, ясно видимый сквозь лобовое стекло. И правда, подумала Луиза, почему это мы не двигаемся? Такой вопрос задают только богачи.

– Петр? – сказал Пашкин.

– Пробки на дорогах, босс.

– На дорогах всегда пробки. – Он обернулся к Луизе. – Нам нужен эскорт мотоциклистов. На завтра.

– Эскорт предоставляют только членам королевской семьи, – ответила она. – И членам правительства.

– Его следует предоставлять тем, кто в состоянии его оплатить. – Пашкин мельком взглянул Маркуса, будто оценивая его состоятельность, а потом снова посмотрел на Луизу. – Уж вы-то, с вашим богатым опытом, должны лучше разбираться в капитализме, чем мы.

– По-моему, никого не удивляет, что вы так быстро этому научились.

– Это остроумное замечание? Английский язык для меня не родной. – Не поворачивая головы, он обратился к Петру и Кириллу на родном; Кирилл что-то ответил, но Луизе не удалось считать интонацию. Возможно, почтительная. Но это как в Нью-Йорке – там прохожий может спросить, который час, таким тоном, будто ты только что оскорбил его мать.

Перегородка, отделявшая водителя от пассажиров, была открыта. Луиза с Маркусом сидели лицом к Пашкину, который сидел, глядя вперед. Сразу за автомобилем нависала громада красного автобуса; в нем люди победнее тоже двигались по Лондону так же медленно и с не меньшим раздражением, чем Пашкин, который досадливо тряхнул головой и углубился в чтение «Файненшл таймс».

Автомобиль тронулся с места и перекатился через какой-то ухаб, наверное все-таки не через велосипедиста.

Луиза сморгнула боль, внезапно пронзившую глаза. Если вести себя так, будто держишь себя в руках, очень скоро начинаешь держать себя в руках.

Пашкин поцокал языком и перевернул страницу.

Он выглядел как политический деятель и говорил так же; похоже, он обладал харизмой. Возможно, Маркус прав и у Пашкина действительно есть политические амбиции, и предстоящий мини-саммит связан не столько с поставками нефти, сколько с обещаниями возможных отношений и одолжений в будущем. Наверное, это хорошо, если, конечно, не обернется плохим. Политические альянсы часто оборачивались неприятностями: да, союзники обменивались рукопожатиями, взамовыгодно продавали-покупали кое-какое оружие, но бесславный конец безжалостных деспотов от рук собственных подданных не предвещал ничего хорошего для правительства ее величества.

Маркус шевельнулся на сиденье рядом с Луизой и случайно коснулся ее ноги. Мимо машины промчался велосипедист, и на этот раз Луиза ощутила не боль в глазах, а щемящую тяжесть на сердце, и в уме снова закрутилась заезженная логическая цепочка: вполне возможно, что Мин напился после ссоры, настолько банальной, что Луиза даже не помнила, что стало ее причиной. И да, вполне возможно, что Мина сбила машина, и он погиб. Но невозможно, чтобы это произошло одно за другим. Не эти два события подряд. Чтобы в это поверить, необходимо было признать существование высших сил, некий вселенский заговор, организованную случайность событий. Нет, здесь действовало нечто иное. Не десница Господня, а рука человека. А значит, порученное Луизе задание как-то с этим связано; и эти люди в машине тоже. Или другие, из тех, кто знал о саммите и хотел его не допустить или превратить во что-либо другое.