По подсчетам, в советский период в Казахстан переехало из европейской части СССР шесть с лишним миллионов человек. По переписи 1989 года, русских в Казахстане было 38 процентов. Русские — в основном горожане. (На 1 января 2022 года население Казахстана насчитывало 19 миллионов человек. Казахи — 69,03 %, русские — 18,47 %, узбеки — 3,29 %, уйгуры — 1,5 %, украинцы — 1,3 %, татары — 1,06 %, немцы — 0,92 %, турки — 0,61 %, корейцы — 0,57 %, азербайджанцы — 0,61 %, дунгане — 0,40 %.)

В Москве основным партнером Токаева и его коллег стал министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев. Они практически ровесники, Козырев на два года старше. Оба сделали изрядную карьеру и стали министрами в достаточно молодом возрасте.

Козырев в советские времена трудился в Отделе международных организаций МИД, который занимался ООН, разоружением, международными конференциями. Эта работа сформировала у него представление о необходимости тесного сотрудничества с разными партнерами в решении глобальных проблем.

Ему сильно повезло с начальником. Отделом руководил Владимир Федорович Петровский, один из самых интеллигентных людей в министерстве, с удовольствием продвигавший молодежь.

Я познакомился с Козыревым летом 1989 года. Заместитель министра иностранных дел Петровский устроил в особняке МИД обед в честь заместителя генерального секретаря ООН Ясуси Акаси, с которым я, работая в журнале «Новое время», хотел поговорить. Обед в мидовском особняке — рутинное светско-дипломатическое мероприятие, на которое в ту пору приглашали «представителей общественности».

Петровский со свойственной ему любезностью познакомил меня с присутствующими, руководителями отдела (потом управления) международных организаций. Козырев был самым молодым по возрасту и младшим по должности, но именно его Петровский выделил особо, дав мне понять, что его ждет большое будущее.

На следующий день после распада Советского Союза Андрей Козырев проснулся министром иностранных дел великой державы, у которой еще не было внешней политики. И никто твердо не знал, какой она должна быть. Сам для себя задачу он сформулировал так: в сжатые сроки создать благоприятную внешнеполитическую среду для радикальных реформ в стране.

Козырев говорил мне:

— Западные демократии — естественные партнеры и союзники России. Я никогда не отказывался от этой идеи и умру с ней.

Андрей Козырев обычно говорил полушепотом, иронически улыбался, смотрел прямо в глаза и находил дипломатичный ответ на любой вопрос.

Он легко вписался в «команду мальчиков» Егора Тимуровича Гайдара, который с началом экономических реформ возглавил правительство. Отец экономических реформ Егор Гайдар и творец новой внешней политики Андрей Козырев стали для мира олицетворением происходящих в стране перемен.

Постепенно бо`льшая часть реформаторов во главе с Гайдаром была вынуждена покинуть правительство. И только Козырев оставался и пользовался доверием президента.

— Мы все были в мыле в первые месяцы, — рассказывал мне Козырев. — Я помню, что в те дни был какой-то сумасшедший дом. Все бегали с бумагами и пытались решить неотложные вопросы. Я прибегал к Ельцину и говорил: то-то и то-то происходит, срочно нужно ваше решение. А у меня была своя головоломка — как выстроить отношения с бывшими советскими республиками. Никто о них ничего не знал. Не было ни одного специалиста, которого можно было пригласить и спросить: что такое современный Узбекистан? А тут уже в Таджикистане начиналась гражданская война…

Еще я был занят тем, как нам сохранить место в Совете Безопасности ООН. Я твердо знал, что это необходимо. Это особые привилегии, особая ответственность. Но как доказать, что именно Россия имеет право на это кресло, а не все пятнадцать республик? Была теория, что надо это поделить между всеми республиками. А это не делится. Не могут пятнадцать человек сидеть в одном кресле. Принятие этой теории привело бы к потере места в Совете Безопасности.

Андрей Козырев отстаивал принцип равноправных отношений с четырнадцатью государствами, которые только что входили в состав Советского Союза. Повторял: стоит только заговорить на языке силы, проявить высокомерие, и четырнадцать соседей мигом превратятся в четырнадцать врагов.

Тема эта была крайне болезненной и оживленно обсуждалась в обществе. Я работал в те годы в «Известиях», которые были тогда газетой номер один в стране; как заместитель главного редактора, ведал международным разделом.

И счел своим профессиональным долгом выступить со статьей на эту тему:

«В среднеазиатской части бывшего Советского Союза сформировались самостоятельные государства, и у них есть собственная внешняя политика.

Для того, чтобы страна разумно участвовала в мировой и региональной политике, надо, чтобы она верила: ее мнение имеет вес. Если заявить этой стране, что она всего лишь входит в сферу влияния более могущественного соседа, то о каком учете ее мнения может идти речь?

Некоторая надменность, с которой привыкли смотреть на эти государства, мешает увидеть, какой интерес проявляют к ним в мире. Индия, Пакистан, Иран, Турция стремятся поладить с центральноазиатскими новичками. Индия и Китай ищут в них союзника в противодействии исламскому фундаментализму. Иран и Пакистан, напротив, желают политико-теологической близости.

Бывшим советским республикам Средней Азии не хватает уверенности в себе. Скажем, в Казахстане побаиваются, сообщает алма-атинский корреспондент “Известий”, не возникнут ли у Китая территориальные претензии к соседу? Особенно серьезно это обсуждалось, когда наступило временное охлаждение между Алма-Атой и Москвой, — не воспользуется ли этим обстоятельством Пекин?

Новые центральноазиатские государства ощущают свою уязвимость и бессилие, когда их ставят на место и откровенно объясняют, что их судьба зависит от решений, принимаемых далеко за пределами их границ. А им важно обрести чувство самостоятельности, собственной значимости, способности на что-то влиять.

Нелепо верить в то, что у России и у центральноазиатских государств абсолютно одинаковые интересы, поэтому Москва лучше знает, что им нужно. У этих стран есть и собственные интересы, которые могут расходиться с российскими.

В Центральной Азии, сообщает ташкентский корреспондент “Известий”, обсуждается такая идея: открыть автомобильную и железнодорожную трассу Пекин — Стамбул, соединив нуждающиеся в модернизации коммуникаций Казахстан, Киргизию, Узбекистан и Туркмению. Сейчас в торговле с Китаем им приходится пользоваться длинным и дорогим транзитным путем через российское Забайкалье. Центральноазиатские государства мечтают получить выход к китайским портам.

Не остается ничего иного, кроме как учитывать интересы соседей, которые нуждаются в широком внешнеэкономическом сотрудничестве. Слишком откровенные попытки давления порождают скрытую ненависть, а выместить их всегда можно на собственных русских.

Уважительное отношение к новым государствам вовсе не означает, что Москва должна закрывать глаза на нарушения прав человека. Нельзя молчать, когда ущемляются интересы русских. Но не трудно понять, как воспринимается в Центральной Азии аргумент против выдавливания русских: когда они уедут, вы останетесь без интеллигенции и квалифицированных рабочих. А новые государства как раз и хотят обзавестись собственной интеллигенцией и специалистами! Надо осуждать то, как русских убирают со всех сколько-нибудь заметных постов.

Не прекращаются споры: по какому пути пойдут эти