И вот теперь это чудо таммеотского ювелирного дела полетело куда-то под кусты, в темноту. Легче не стало.

Как же мне было плохо! Плохо, больно, будто вырвали из души громадную часть и швырнули ее, кровоточащую, голодным псам. Обида душила слезами: как он мог? Как? Ну, как так, а? За что?!

Вызов. Таська Кудрявцева. Надо же, а я успела забыть о ее существовании!

— Привет, — радостно защебетала она с экране, — Эля, а ты где? Что делаешь?

Что я делаю! Что делаю! Я задавила истеричный смех и ответила ровно:

— Я еду в космопорт.

В космопорт. Куда же еще. Ближайший челнок уходит к Таммеш-Орбитальной-3 через два часа; успею. А не успею на этот, так они стартуют с получасовым интервалом. На каком-нибудь да улечу.

— Новости, — присвистнула Кудрявцева. — А куда?

— К бесу под хвост, — сообщила я все тем же ровным голосом.

— А Январь?

Я промолчала.

— Вы расстались, что ли? — поразилась Таська. — Эля!

— Да, — отрезала я, не собираясь выдавать подробности.

К чему дергать открытую рану? Без того больно. Как он мне… с таким лицом и так…

— Эля, ты плачешь, что ли? — встревожилась Таська. — Ты где, что у тебя там за темень такая… Утопиться решила? Или разбиться? Эля!

— Не переживай, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Не надо переживать за меня, Тася. У меня все хорошо. Я вот уже на дорогу вышла… Сейчас вызову машину и отправлюсь в космопорт. А оттуда к себе. На Нивикию.

— Какой космопорт, Ратеенарой?

— Какой тут ближе всего…

— Ратеенарой. От нас — два часа… Дождись! Мы с Митирувом приедем.

— Не надо, Тася, — я не сумела сдержать раздражение. — Нечего тебе там делать.

— Эля!

— А я другой космопорт выберу, — мстительно заявила я. — И не скажу тебе, какой. Отстань! Я сама!

— Сама! — задохнулась Таська от возмущения. — Не дури, Эля!

— Отстань!

В припадке злости я отключила связь и выставила терминалу режим «не принимать вызовы, кроме экстренных».

Дорога здесь стоила себя! Сертификат на гармонию с природой позволял проложить только грунтовку, это утрамбованные в землю камни, если что. Не всякая машина проедет, не всякий глайдер приземлится.

В вызове надо было указать тип посадочного места, я зависла, пока не сообразила переключить язык экрана на эсперанто. Читать сервисные точки на тамешти оказалось для меня еще рано.

Небо над горами начало наливаться золотом нового дня. Звезды тускнели, уступая солнечному свету. Но к полудню исчезнут далеко не все из них. Самые крупные и яркие останутся.

Как всегда на рассвете, ощутимо похолодало, и над руслом ручейка, убегающего вниз, начал подниматься седой туман. Залетное облако прошуршало быстрым дождем, оставив на щеках соленую влагу. Угар обиды начал утихать, и под одежду потек промозглый стылый холод, какой бывает по утрам летом в горах. Может, вернуться?..

Миг слабости. Я встряхнулась, решительно прокручивая пальцем экран

Мимо прошла машина, остановилась, развернулась… В открытую дверцу высунулось лицо Татьяны:

— Куда собралась?

— В космопорт, — буркнула я.

— Подвезти?

— Да? — не поверила я в ее доброту. — Ты меня сейчас назад подвезешь. Запрешь в деревянный домик с… с… с… этим… этим… и не выпустишь до скончания вселенной, потому что мы не помиримся никогда. Короче, — НЕТ!

— Плевать мне, — сообщила Татьяна. — Взрослые люди, сами разберетесь. С чего хоть, расскажешь?

— Не расскажу!

— Ну, и не надо. В космопорт, говоришь? Ну, садись…

Я подумала немного. И села в Татьянину машину. А то вызов пока оформишь… да пока дождешься…

А в машине — тепло, и вкусно пахнет свежезаваренным кофе, и Татьяна радушна, несмотря на свою суровость:

— Сзади кофемашина стоит… сделай чашечку. Да и мне уж сделай… Дорога неблизкая.

Я поблагодарила, занялась кофе. Пока разливала, немного согрелась. Потом подала чашечку Татьяне, сама занялась своей — совсем хорошо стало. Кофе был великолепный. Настоящий терранский «горячий» кофе, я уже и забыла, когда в последний раз пила такой. Январь к кофе был равнодушен, пил, какой придется… и снова я о нем!

На глазах вскипели злые слезы, и я задышала ровнее, стараясь сдержать их. Разреветься, еще не хватало.

— Поплачь, — с усмешкой разрешила Татьяна. — Полегчает…

— Глаза на затылке? — угрюмо осведомилась я.

— Вроде того.

— Откуда бы…

— Забываешь, кто я, — она полуобернулась ко мне, смотрела с улыбкой.

С понимающей такой, мудрой, сочувствующей улыбкой, как… Как мать. Или как старшая сестра. У меня, наверное, появлялся точно такой же взгляд, когда я утешала Таську в периоды ее депрессий.

Дорога свернула в ущелье, несколько минут окрашенного желтыми световыми панелями полумрака и мы вырвались на простор — отличную трассу, идущую вдоль горы. С одной стороны — гигантская, почти отвесная, гранитная скала, обомшелая, в подтеках ржавчины на голых участках, с громадными гнездами абаев на головокружительной высоте. С другой стороны — гигантский же обрыв в долину. Кроны могучих саангмаков плывут где-то далеко-далеко внизу, под легким флером облаков, а затем могучее лесное море разбивается о белую звезду далекого города, и уже за городом — сверкает под вынырнувшим из-под горизонта солнцем море.

То самое море, где началась моя курортная жизнь на этой планете.

И чем все закончилось…

Захотелось вдруг услышать Таськин голос, стыдно стало за свой псих там, внизу, на дороге у ручья. Терминал выдал список пропущенных вызовов — сто двадцать семь от Таськи, сорок два от Митирува, по тридцать семь от Антона и Криса… ни одного от Января… Я проглотила вставший поперек горла ком.

Правильно я поступила! Правильно. Зачем он со мной… так…

Вызов не прошел.

Я удивилась. Посмотрела на экран, снова вызвала Таську. И снова — даже не сбой связи, а просто — нет связи! Покиньте зону отсутствия сигнала.

— Связи нет, — растерянно сказала я.

— Бывает, — отозвалась Татьяна, не оборачиваясь.

Отсюда к космопорту дорога без сюрпризов, нет нужды лично присматривать за транспортом. Скормил автопилоту пункт назначения, он сам везет. Кроме того, на междугородних трассах общего пользования ручное управление прямо запрещено, если нет никаких нештатных ситуаций, требующих контроля человеком. Но Татьяна явно услугами автопилота сейчас не пользовалась.

Меня бросило в жар.