нескольким адресам, по которым иногда проживал Зайцев, нашли много интересного. Изъяли ордена Ленина, большое количество серебряных монет царской чеканки, серебряные слитки, иконы… Было установлено, что один из орденов Ленина был похищен в Ярославской области у известного человека и похитил его молодой человек, который пришел к ветерану-фронтовику под видом журналиста, якобы чтобы написать статью о его подвигах.

Из Тульской колонии Зайцева этапировали в Москву. Ему предложили помочь следствию. Он согласился, но попросил об условно-досрочном освобождении, когда отсидит две трети своего срока. Шпеер дал согласие. И Зайцев заговорил. Рассказал, через кого шли ордена. Правда, назвал только имя человека – Остап. Через клуб нумизматов удалось установить, что Остап – это Тарасенко Остап Иванович. Кстати, он тоже уже был задержан – и тоже за скупку краденого. Правда, его еще не осудили.

Но Тарасенко, в отличие от Зайцева, на контакт не шел и от сотрудничества со следствием отказался. Тот еще был орешек – ничего не говорил. Вообще молчал. Решили проверить записные книжки Остапа. Два ежедневника с сотнями телефонных номеров! И тем не менее с помощью курсантов средней школы милиции побеседовали с каждым владельцем номера. И выяснилось много интересного о деятельности Тарасенко.

Один из членов бригады Шпеера встретился с женой Тарасенко, узнал у нее некоторые подробности семейной жизни… После этого он снова вызвал к себе Тарасенко:

– Остап Иванович, ко мне приходила ваша жена. Она принесла передачу. Вы ее получили?

– Да.

По правилам психологического воздействия следователю надо было добиться, чтобы человек ответил утвердительно несколько раз.

– У вас две дочери. Они учатся на одни пятерки… Хорошие девочки. Вам надо беречь их…

– Да.

– Кстати, Остап Иванович, вы сидите по статье, по которой, в принципе, вас скоро могут и отпустить… Вы это знаете?

– Да.

Вот тут можно было и наносить удар, который подготовил сыщик. И он это сделал:

– Но вам придется сидеть еще лет десять.

Тарасенко ошеломленно уставился на визави. – Вот смотрите. В деле появились новые обстоятельства… Такого-то числа вы встречались с таким-то человеком и незаконно купили у него две золотые монеты царской чеканки… Это преступление. А вот еще один эпизод… Еще один… Еще… В совокупности лет на десять тянет. Так что зря вы надеетесь скоро выйти…

Больше следователь решил на Тарасенко не давить – оставил в камере наедине со своими мыслями. Хотел на сутки, но Тарасенко не выдержал и часа. Он начал стучать кулаком в дверь и проситься на допрос.

Когда его доставили к следователю, Тарасенко расплакался. И рассказал, что, бывая в Иванове, несколько раз покупал иконы у некоего Гены Калинина. И как сам вывел того на «большую дорогу». Во время очередной сделки сказал: «Ну, чего ты мне все какие-то иконки носишь? Это все мелочь. Ты давай вон сходи к какому-нибудь ветерану, представься журналистом, скажи, что хочешь писать статью о нем… Ветераны, они сразу согласятся. Во время разговора попроси показать ордена, а потом попроси чаю или воды… А когда он выйдет, снимешь с его кителя или пиджака ордена и быстро уйдешь. Потом принесешь их мне. А это уже деньги другие».

Назвал Тарасенко и адрес Гены в Иванове. Там того и «накрыли» в собственном доме. Вместе с сообщницей. Оказалось, что она – его жена Инесса Калинина. Совсем молодая супружеская пара: девушке на тот момент было лет девятнадцать. Гена чуть старше… На обеденном столе стояла хрустальная ваза из квартиры Холостяковых. Та самая, из-под ромашек. Связать этих двух совсем молодых людей и зверское убийство двух стариков-фронтовиков было психологически тяжело.

Шпеер «расколол» Калинина сразу. Причем разговорил его Александр Львович хитростью. Он понял: когда Гена признавался в нападении на Холостяковых, он думал, что те остались живы. Поэтому не считал, что ему грозит высшая мера наказания. Холостяковы действительно умерли не сразу. Наталья Васильевна – на следующий день после нападения, Георгий Никитич – через три дня. Умерли в больнице, не приходя в сознание…

Калинин был человек тяжелый, упертый. Тем не менее Шпеер сумел быстро войти к нему в доверие. Но вот когда уже в Москве на допросе один из очень высокопоставленных чинов московской милиции резко спросил: «За что ты их убил?», Гена сразу «закрылся». И надолго. Шпеер потом говорил, что потому и терпеть не может посторонних на допросе, что они сразу ломают всю игру, которую приходится долго и трудно выстраивать.

Нужны были подробности – по убийству, по кражам других орденов, которых было немало, – но Гена угрюмо молчал.

От Инессы тоже было мало толку. У нее на все вопросы был один ответ: «Я должна получить разрешение от Гены. Пусть Гена мне разрешит об этом говорить, я расскажу…» Вот такая собачья, рабская преданность своему господину. Причем в группе все удивлялись: что она в этом Гене нашла? Невысокого роста брюнетик с выпученными глазами и тонким голоском. Впрочем, и сама Инесса тоже не была королевой красоты – мышка такая серенькая. Причем никакого раскаяния в содеянном. Все, что у нее было в жизни, – этот самый Гена.

Что они из себя представляли? Инесса – студентка третьего курса Ивановского инженерно-строительного института. Характеризовалась положительно. Калинин успел поучиться в трех институтах, отовсюду был отчислен за недобросовестное отношение к учебе. Не судим. Не привлекался. Казалось бы, обычные, ничем не примечательные люди. Оказалось – нелюди. Ничуть в своих делах не раскаивавшиеся…

Итак, Гена молчал, Инесса ждала его указаний, а Шпеер скрупулезно собирал материал. Выяснилось, что эта «сладкая парочка» ограбила 45 человек! В 22 городах страны! Вот такой размах.

Причем ограбления свои тщательно готовили. Гена раздобыл книгу «Ордена и медали Советского Союза», в которой были указаны не только фамилии и звания лиц, которые получали высшие награды, но и места проживания. Приезжая в какой-то город, проверяли адрес в справочном бюро и шли к жертвам под видом журналистов. Иногда они списывали фамилии ветеранов с Досок почета на городских стендах. Иногда шли в местный совет ветеранов и, представившись журналистами, получали списки всех ветеранов. Иногда, просто увидев человека с орденскими планочками, подходили, вежливо представлялись студентами журфака. Гена заводил с ветераном разговор о войне, предлагал поделиться воспоминаниями…

А так как не все наши ветераны имели возможность попасть в какую-нибудь телепередачу и большинство из них проживали в безвестности, предложение столичного «журналиста» всегда воспринималось с радостью. Ветераны буквально «таяли», приглашали домой, с гордостью показывали ордена, на которые Гена в какой-то момент выводил разговор. Потом просил принести попить воды. Человек уходил на кухню. В этот момент Гена или