Об Олеге напоминают лишь букеты роз, которые приносит курьер в четверг в одно и то же время, словно по расписанию.

Его мобильный молчит. В социальных сетях жены ежедневные посты о том, как она заботится о своём муже и радуется, что он сумел выкарабкаться из больничной койки. А ещё несколько фото, где они обнимаются, стоя у зеркала, и эти снимки разъедают меня изнутри. Я утопаю под жгучей ревностью и обидой. Желаю хоть каких-то объяснений и каждый день, выходя из дома на морозный воздух, в надежде ищу взглядом знакомый силуэт у неизменного черного авто, чтобы услышать едкий комментарий:

— Соскучилась, малышка? А по твоим трусикам и не скажешь.

Но Олега нет. Даже когда я становлюсь на учет, сдаю первые анализы и с нетерпением жду, когда же смогу узнать пол нашего будущего ребенка.

Через две недели я не выдерживаю — нахожу в поисковике номер приемной Исаева и сначала прошу, а потом с угрозами требую связать меня с ним. На что получаю ответ:

— Простите, но Олег Эдуардович не знает никакой Полины. Если хотите, можете записаться к нему на прием, свободное время есть на пятое апреля в двенадцать тридцать, — строго произносит девушка, и я прикрываю глаза, делая глубокий вдох.

— На пятое апреля? — мой голос звучит жалобно, и я с трудом сдерживаю слезы. Обещала ведь себе, что не буду нервничать, но это сильнее меня.

— Да. Записывать вас?

— Нет, спасибо. — Телефон выпадает из рук, и я не выдерживаю — впадаю в истерику и до самого утра сижу на полу, не в силах пошевелиться. Что же произошло с тобой, Олег? Почему после стольких обещаний ты так резко выбросил меня из своей жизни?

Жизнь течёт своим чередом, счастливые парочки на каждом шагу, улыбчивые дети и ожидание весны. Мне удается совладать со своими эмоциями и просто ждать. Ждать, когда Олег вновь постучит в мою дверь и расскажет, почему ушёл без объяснений. Потому что если он и решил вернуться к жене, то это не повод отправлять меня в неизвестность. Заставлять мучиться в догадках, перебирая причины того, что могло так изменить его отношение ко мне.

Я прикидываю, смогу ли устроиться куда-то на работу, теперь надеяться на то, что Исаев будет обеспечивать ребёнка, не стоит, поэтому мне придётся пожертвовать своей жизнью и мечтами ради маленького чуда, которое очень скоро появится на свет. На самом деле мне безумно страшно за наше будущее, я не представляю, как обращаться с младенцами и воспитывать детей без мужчины.

Мне вдруг так сильно захотелось к маме. Прижаться к ней, обнять, услышать родной голос и поведать о своих бедах, что я прямо посреди ночи срываюсь с места и мчу домой.

В темном подъезде, как всегда, воняет мочой и котами. Я задерживаю дыхание, чувствуя, как тошнота подходит к горлу, и, перескакивая через две ступеньки, поднимаюсь на родной пятый этаж.

Родной… Именно сейчас, после того как я прожила почти три месяца в элитной многоэтажке, неимоверно чувствуется контраст с серой и пропитанной грязью пятиэтажкой. Я понимаю, что не могу сюда вернуться, ни за что. Видеть всю жизнь пожелтевший потолок, соседа-алкаша и мусорные баки из окна — совершенно не то, чего я бы желала своему ребёнку. Но если не будет выбора…

Через щель в двери я замечаю яркий свет и понимаю, что мои не спят. Открываю замок своими же ключами и прохожу внутрь, натыкаясь взглядом на заплаканные лица сестры и матери.

— Что случилось? — спрашиваю сдавленным голосом в надежде, что ничего серьёзного не произошло.

Мать с Катькой удивленно вскидывают на меня глаза и синхронно подносят руку к лицу, стирая влагу с глаз.

— Катя беременна, аборт делать поздно, а Слава отказался от ребёнка, — обречённо говорит мама, и грудь сдавливает так, что я не могу сделать ни одного вдоха. Вот они, настоящие мужики — заделали ребёнка и смылись в кусты.

— И что… что вы будете делать? — стараясь не встречаться с ними взглядами, спрашиваю я, снимая обувь и верхнюю одежду.

— Мне предложили взять дополнительные смены, а Катьку удалось устроить ко мне на хлебозавод вахтершей. Посидит до декрета, там и тепло, и обед дают, да и какая-никакая копеечка капать будет. Ничего, доченьки мои, вас вон как-то одна вырастила — и внучка поднимем.

Мне становится безумно жаль мать. Она столько лет работает на износ почти без выходных, и, казалось бы, уже мы должны ей помогать, но прибавляем все больше и больше хлопот.

Я молчу о себе. Боюсь, еще одна беременность в нашей семье вызовет озеро слез. Поэтому тихонько сажусь на край дивана и обнимаю Катьку.

— Все будет нормально, систер, это сейчас ситуация кажется безвыходной, а года через три будешь смеяться, вспоминая о своих страхах, — наверное, это именно то, что я хотела бы услышать сама. Мне не хватает поддержки со стороны близких и крепкого мужского плеча. Я так зла и на Олега, и на Славу, но умом все же понимаю, что это полностью наша вина. Выбрали не тех мужчин, да ещё и не позаботились о контрацепции.

— Легко тебе говорить, — фыркает сестра, отстраняясь от меня, словно моя вина в том, что в ближайшем будущем она окажется матерью-одиночкой. — У тебя-то и мужик обеспеченный, и туалет небось будет побольше нашей комнаты.

Ее слова бьют меня, словно пощечины. Я понимаю, что это говорят в ней эмоции, но мне тоже непросто. А ещё совершенно не так, как она считает.

— Катя! — шикает мама. — Что ты несешь? В постель ко всяким Славикам надо было меньше прыгать, тогда, возможно, нашла бы себе такого же порядочного парня, как у Полинки.

Катя лишь фыркает в ответ, поглядывая в мою сторону презрительным взглядом, и я боюсь, что она возьмёт и ляпнет о том, насколько мой мужчина «порядочный».

— Давайте спать, — спешу предложить я, потому что в темноте не будет видно моих слез, которые я с таким трудом сдерживаю в себе.

Сон не идёт. Я верчусь из стороны в сторону, морщась каждый раз, когда продавленные пружины дивана издают пронзительный звук. Подушка уже давно мокрая от моих слез, а в голове наконец-то выстраивается цепочка моих действий, если Олег так и не появится.

Мне придётся взять академотпуск и забыть о Германии.

Исаев говорил, что квартира оплачена на полгода вперед и при любом раскладе я смогу там жить это время. Значит, у меня есть время до июня, чтобы найти жильё поскромнее. А ещё собрать денег и купить необходимые вещи для малыша.

Либо можно подкараулить Олега, выспросить о его передвижении у Миши, например, и потребовать хотя бы платить алименты.

Кажется, все было не так плохо, как я предполагала, но что я могла сейчас понимать о том, как это — быть матерью-одиночкой, любить недостижимого мужчину и каждый день разглядывать его фото, на которых он с другой женщиной? Все это мне еще предстоит пережить в будущем, и пока что я даже думать об этом не хочу.

Мать встала на рассвете, тихо собралась и ушла на работу. Я, стараясь не разбудить Катьку, вылезла из постели и открыла дверцу шкафа. На полке, где все ещё лежала моя одежда, сложенная ровной стопочкой, нашла свои джинсы и всунула руку сначала в один карман, а потом и во второй. Тело покрылось липким потом, и я лихорадочно начала перебирать одежду. Потому что я точно знала, что спрятала деньги именно там. Почти год я копила на поездку по обмену в Германию, и сейчас этих денег нет.