Но долго погонять эту публику не удалось: через пять дней началось наше наступление под Полтавой. Генштаб ждать не стал, и наши части, вскрыв положение на фронте, и, учитывая то обстоятельство, что целый воздушный флот выпал из расклада, перешли в наступление, как только позволила погода. Места стоянок бронетехники вычислены предварительно, зажигательных баков не жалели, все укрепрайоны обрабатывались артиллерией и авиацией очень плотно. Аэродромы превращены в изрытые ямами поля, с остатками обгоревшей техники. Ни один новейший «Хейншель» взлететь не успел. Все, что было подготовлено гитлеровцами в течение зимы, превратилось в утиль и обгорелые остатки. Переформированные части 51-й и 52-й истребительных дивизий существенного отпора дать не смогли. Там, где раньше правил немецкий порядок и слетанность, появились штурманы наведения трех ДРЛО трех воздушных армий, к тому же отлично взаимодействующие между собой!

– Ваня, у меня третий полк не готов, нужно еще пятнадцать минут. Требуется придержать немцев у Гадяча, через пятнадцать организую замену!

– Я понял. Тридцать пятый! Вам следовать на Гадяч, прикрыть наземные части. При необходимости вызвать штурмовиков или пикировщиков. Какой «кондом» штопаный лезет в чужую зону! Двадцать восьмой, уничтожить!

– А может свой?

– Все равно присмотреть. И номер, номер его бортовой мне!!!

– Вас понял, я – двадцать восьмой.

Вот такие команды рассылались по эфиру. Старая поговорка, что «Там, где начинается авиация, там кончается порядок!» ушла в прошлое. Все стало жестко планироваться и обеспечиваться. Наши аэродромы планово перевооружались приводами «Глиссада», в кабинах появились приборы для «слепой посадки» ПСП-42 (на базе СП-50М). Мы превзошли немцев и по метеорологическому минимуму. Активность нашей авиации привела к быстрому продвижению наших армий к берегам Днепра. В самый разгар боев поступил приказ перебазировать всю дивизию в Торжок, Тверь и Андриаполь. Для переброски техсостава предоставили целый транспортный полк. И постоянно поторапливали. Здесь находилось две воздушные армии: 3-я армия Папивина на правом фланге, и 1-я ВА Худякова на левом. К четырем их ДРЛО мы добавляли два своих. Выпускать эти машины и не захомячить под любым предлогом было бы преступлением. Считалось, что один принадлежит заводу, и на нем производятся модернизационные работы, так сказать испытательный, а второй – штатный. Его я «пробил» в Москве. В таком темпе мы еще ни разу не перебазировались. Все пять дивизионных полков и полк ОРБАП, вместе с эскадрильей связи, оказались в один день на Калининском фронте, через два дня прибыли курьерским поездом и «хозяйственные» подразделения. Жаль, что БАО остались в составе 3-го и 2-го Украинских, но дивизия села на стационарные довоенные аэродромы, которые в бытовом плане были очень неплохо оборудованы. В штабе 3-й армии в Андриаполе нам поставили задачу: своими действиями сковать силы 6-го флота Люфтваффе и обеспечить захват господства в воздухе. Совсем чуть-чуть. Но трое суток на облет района дали. И то хлеб. Для нас эта местность новая, ориентироваться несколько сложнее, чем в степях. Много приходилось работать по земле. Зато неплохой урожай «дополнительных разведданных» выдали на-гора. Довольно большое количество техники немцы спрятали от нашей разведки. Несколько раз наши «митчеллы» летали со смешанными экипажами, таким образом передавая наш опыт в войска. Затем «бабки-ежки» прогулялись по тылам и всем крупным аэродромам, разбили все мосты на Днепре, а сама дивизия навалилась на основание бывшего Ржевского выступа, ровняя там все с землей. Опять в небе черный дым от напалма, запах паленого мяса, сгоревших лесов, тротила, резины, ГСМ, запах войны, большой войны. С него воротит, а приходится и нюхать, и создавать. В небе – черно от самолетов, на всех работает автоответчик, которые массовым порядком устанавливаются на практически все машины, кроме По-2. Там их впихнуть некуда и запитать не от чего. И, как тень, за нами появляется «зеленая задница». Через пять дней после первых полетов в этом районе был сбит еще один высотник с «зеленым сердцем». Стало понятно, что они возглавляют «охоту на ведьм».

Войска нашего Брянского, Западного и Калининского фронтов пытаются срезать Смоленский выступ. В этом районе, где работает дивизия – отвлекающий удар. Это недалеко от Холм- Жирковского. Здесь причудливо изгибается речушка Вязьма. Сначала наши, а потом и немцы построили здесь мощный оборонительный рубеж. Издревле селились здесь люди: Княжино, Медведково, Тройня, Лука, Городня. И речушка-то так себе, с берега на берег камень перекинуть можно. Но глубокая, и бродов почти нет. Кругом березки да разлапистые «южные» сосны. Красотища, особенно в конце мая! И вот по этой красоте – бомбами и напалмом. Кругом сплошные капитальные доты и капониры. Здесь должны были остановить в 41-м Гитлера, но не смогли. Назад эту местность забирали два года. Здесь недалеко Пушкин писал о болдинской осени и о своей няне. Если здесь пробьемся, то дорога на Смоленск будет открыта. Поэтому у дивизии пять вылетов в день всем составом. Она впервые выполняет основную роль: молота. Ею пытаются расковырять сложившийся узел обороны армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге. Основным направлением считался удар от Спас-Деменска на Ельню и вторым главным направлением считался удар с севера от Спасса на Суетово.

Отвлекающий удар оказался настолько силен, что у фельдмаршала возникло сильное подозрение, что именно здесь состоится прорыв: кратчайшее расстояние до Смоленска. И он перебросил сюда резервы. Действовал по привычке ночью, еще не предполагая, что для нас это лучшее время суток. Полк «метел» принял по три зажигательных бака, ради этого на штатные места встали держатели внешней подвески и обработали на марше несколько крупных колонн. Следом за «бабками-ежками» шли гвардейцы 124-го полка с кассетными бомбами. Мы их в основном использовали против аэродромов, но тут такое дело… Немецкой пехоте досталось очень крепко. Так как на остальных участках дела шли не так гладко, то командование здесь ввело кавалерийский и танковый корпуса, которые подошли к Ярцево и взяли его. В резерве у Западного фронта находилась 68-я армия, которую тоже ввели в прорыв, усилив наступающие части. Авианаводчики дивизии постоянно находились на переднем крае и хорошо помогали во взаимодействии сухопутных войск и авиации. Командующий 68-й генерал-лейтенант Толбухин отдельно отметил действия 223-й БАД, особенно при форсировании реки Хмость. Там, действительно, пикировщики вынесли немецкую оборону красивыми точечными ударами. Затем на шесть часов заминировали подходы к реке, была наведена переправа, и части 68-й армии двинулись вдоль шоссе Москва-Смоленск дальше. В составе армии было пять гвардейских воздушно-десантных дивизий. Не выдержав напора, немцы начали более или менее организованно отходить, Но оставляемые ими заслоны тут же сносились артиллерией и авиацией, отход превратился в бегство. Часть немцев откатилась на Витебский укрепрайон, но большая часть осталась лежать в местных лесах и рощах. 16 июня Москва салютовала освобождению Смоленска.

Дивизию переименовали в 4-ю Гвардейскую Смоленскую и вернули на Брянский фронт, в Теменичи. Дали недельку отдохнуть и подвезти боеприпасы, и потом опять началась работа уже в районе Речицы, где мы оказывали поддержку плацдарму на правом берегу Судости. Войска пытались его расширить, но немцы непрерывно контратаковали его. В течение двух недель произвели более десяти тысяч самолетовылетов, затем пришлось бить кулаком по столу и требовать отвода в тыл на переформирование. Машины выработали ресурс полностью, и дальнейшая их эксплуатация грозила катастрофами. Так что война – войной, а обед по расписанию. Было видно, что Красовский обиделся. Но он прекрасно понимал, что за его «еще чуть-чуть» стоят жизни летчиков. Тем более что повод для моей настойчивости был: четыре машины 125-го гвардейского полка сели на вынужденную по падению давления масла и наддува. Инженера я, конечно, сегодня же в рулон закатаю: почему выпустил, но есть предел технике. Нас сменила 241-я БАД полковника Куриленко, которую вытащили из 16-й Воздушной армии, стоявшей и действовавшей чуть южнее. Я развел руками: