Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю ночь с рыночной площади доносился торопливый стук топоров. Рано утром жители ближних домов увидели возведенный посреди площади эшафот, на котором была сложена огромная груда дров.
С самого рассвета на площадь начали стекаться горожане, которые хотели занять самые лучшие места, откуда можно будет увидеть казнь во всех ее деталях.
Действительно, много ли развлечений в маленьком провинциальном городке?
– Эта Катрина – самая настоящая ведьма! – уверенно вещала жена молочника Миллера. – Как-то раз, на прошлую Троицу, она прошла мимо моего дома и сплюнула через плечо. И в тот же день моя черная корова перестала доиться!
– Что вы говорите, фрау Миллер! – ахала булочница Лизелотта. – А я, признаться, считала ее порядочной женщиной! Она принимала роды у моей свояченицы, и все обошлось благополучно… родилась девочка, красивая и здоровенькая…
– Раз на раз не приходится!
Тут послышались возбужденные голоса, и в дальнем конце площади появилась телега палача, на которой стояла Катрина. Она была простоволоса, облачена в балахон из грубой дерюги, на груди у нее висела дощечка, на которой большими корявыми буквами было написано одно-единственное страшное слово: «Ведьма».
Но самым страшным оказалось лицо Катрины. От ее былой красоты ничего не осталось. Лицо женщины было покрыто синяками и ссадинами, губы распухли, левый глаз заплыл так, что почти не был виден.
Сам палач, мейстер Иоахим, шел рядом с телегой. Он был одет по-праздничному – в камзол красного сукна и широкие зеленые штаны, на голове – шляпа с фазаньим пером.
Горожане расступились, пропуская страшную телегу. Кто-то плевал в Катрину, кто-то осыпал ее грязными оскорблениями, кто-то смотрел на нее с жалостью.
Телега подъехала к эшафоту и остановилась. Мейстер Иоахим подал Катрине руку, как знатной даме, помог ей сойти с телеги и подняться на эшафот.
Площадь затихла.
На эшафот поднялись судья господин Штауниц и приходский священник отец Мартин.
Судья откашлялся и начал вещать своим козлиным голоском:
– Именем славного города Регенсдорфа и властью, дарованной мне нашим властителем, господином имперским графом Карлом Вильгельмом, я объявляю, что сегодня жительница нашего города Катрина Лемке, известная как лекарка и травница, изобличенная в сношениях с дьяволом и в злонамеренном колдовстве, будет казнена милосердным способом – без пролития крови.
Судья сделал короткую паузу, дабы все могли осознать его слова, и повернулся к отцу Мартину:
– Святой отец, прежде чем осужденная будет передана палачу, дайте ей последнее напутствие!
Отец Мартин подошел к Катрине, перекрестил ее и внушительно проговорил:
– Дочь моя, даю тебе последнюю возможность примириться с Господом нашим. Покайся в грехах, чтобы покинуть этот мир с чистой совестью и с надеждой на спасение души!
– Святой отец, может быть, я и грешила, но я невиновна в том, в чем меня обвиняют.
– Дочь моя, твоя вина доказана неопровержимыми свидетельствами. Упорствуя в грехе, ты лишаешь себя надежды на милосердие Господне! Признайся в своих грехах – и участь твоя будет легче! Покайся – и ты спасешь свою бессмертную душу!
– Но я невинна…
– Не богохульствуй. Один Господь наш, Иисус Христос, истинно невинен. Прочие божьи твари родились в грехе… еще раз говорю тебе, дочь моя, – покайся!
– Я покаялась, в чем могла.
– Она закоснела в грехе! – воскликнул священник, воздев руки. – Но Господь наш всеблаг и всемилостив, и во имя Его я вознесу за нее свои молитвы!
Священник повернулся к палачу и сказал:
– Она твоя! Исполняй свой долг!
Палач подошел к Катрине и начал привязывать ее к столбу в центре костра. При этом вполголоса, чтобы никто, кроме Катрины, не слышал, проговорил:
– Твой друг заплатил мне два гульдена, чтобы я сократил твои мучения. Не бойся, тебе не придется страдать в пламени костра, не придется поджариваться, как кролик на вертеле: вот тебе пилюля, сделанная из дурмана и белены. Проглоти ее – и ты не ощутишь боли, ты перенесешься в царство мертвых легко и безболезненно, как будто перейдешь через неглубокий ручей.
– Спасибо тебе, добрый человек! – прошептала в ответ Катрина. – Спасибо за твое милосердие, пусть и небескорыстное. Но я прошу тебя о другом. Я не боюсь боли, не страшусь смерти и без трепета готова погрузиться в пламя, но я хочу, чтобы некая вещь, которая была мне очень дорога, досталась моей дочери Мицци. Прошу тебя, добрый человек, отдай ей это!
– О чем ты говоришь, женщина? – палач невольно отстранился от Катрины. – Неужели ты хочешь, чтобы я передал невинному ребенку какие-то твои ведьминские зелья? Я был добр к тебе и передал пилюлю, которая сократит твои мучения, но не проси меня о большем!
– Предсмертная просьба священна! – тихо, но страстно проговорила Катрина. – Если ты не сделаешь то, о чем я тебя прошу, я буду преследовать тебя и после смерти!
– Ведьма! Исчадье дьявола! Не зря тебя присудили к смерти! Я ничего у тебя не возьму! – прошипел палач, завязал последний узел и отступил в сторону.
– Приговоренная готова! – выкрикнул он во весь голос и повернулся к своему подмастерью: – Ганс, огонь!
Немой Ганс высек огнивом искры, запалил клочок пакли, поджег просмоленный факел и торжественно протянул его мейстеру Иоахиму.
Площадь замерла в ожидании.
Палач широко перекрестился, поднес факел к груде дров, тут же спустился с эшафота и отошел в сторону, чтобы не опалить свою праздничную одежду.
В считаные секунды пламя охватило всю груду, и костер правосудия запылал.
Горожане с жадным любопытством следили за происходящим. Они ждали, когда приговоренная к мучительной смерти ведьма испустит вопли невыносимых страданий, хотели насладиться ее муками – но Катрина молчала.
В толпе поднялся ропот:
– Мейстер Иоахим смошенничал! Он незаметно придушил ведьму шелковым шнурком или заколол ее кинжалом… Он лишил нас такого волнующего зрелища…
Палач не прислушивался к этой досужей болтовне – он давно к ней привык.
Он думал, что легко отделался, не выполнил просьбу ведьмы, не взял грех на душу…
Тут ему захотелось курить. Он развязал поясной кошель, в котором хранил свою любимую трубку, и с удивлением увидел, что в этом кошеле лежит кое-что, чего там прежде не было.
Колода карт. Старая, потертая, засаленная колода в деревянной коробочке.
Откуда она взялась?
Палач был уверен, что утром, когда он собирался на казнь, ее там не было.
Но тут новое и удивительное происшествие отвлекло палача и прервало разговоры публики: из пламени костра, из того самого места, где стояла привязанная к столбу Катрина, вылетела большая яркая огненно-красная птица.