Я чувствовала, что старуха внимательно наблюдает за нами, и мне показалось, что при этих словах ее лицо исказила легкая гримаса.

Джиджи сунула книгу по астрономии отцу в руки.

– А теперь открой еще один подарок. Это я сама выбрала.

Финн не спеша открыл нарисованную Джиджи открытку и принялся внимательно ее изучать, несмотря на то, что дочь подпрыгивала от нетерпения, а потом быстро развернул книгу по астрономии и начал хвалить, восхищаясь выбором подарка. Не успел он закрыть рот, как Джиджи сунула ему в руки еще один подарок.

– А это от тети Хелены.

Он взглянул на тетю, а она лишь пожала плечами, словно говоря «Да ладно, это сущий пустяк». Он медленно развязал ленточку и сунул пальцы в сверток, вытаскивая рамку, которая была повернута к нему задней стороной. Освободив рамку от обертки, он перевернул ее и положил на стол.

Финн посмотрел на помещенную в рамку обложку пластинки, и на его губах появилась легкая улыбка.

– Как же мне это нравится. – Он встал и поцеловал тетушку в щеку. – Огромное спасибо, тетя Хелена. – Затем он снова сел и начал разглядывать фотографию, где была изображена его бабушка и две ее сестры.

– Ты же можешь повесить ее в своем кабинете, – прокомментировала Джиджи.

Я вспомнила его кабинет, где антикварные вещи соседствовали с современнейшими компьютерными мониторами, и его хозяина – серьезного мужчину в строгом костюме, а затем посмотрела на фотографию трех венгерских красавиц-певиц и чуть не рассмеялась. Это все равно что повесить плакат, изображающий собачек, играющих в покер, по соседству с «Моной Лизой» в Лувре.

– Это ты хорошо придумала, Горошинка. – Казалось, Финн был так же удивлен этим своим словам, как и я. – Думаю, она хорошо будет смотреться в проеме между двумя окнами за моим столом. Что ты на это скажешь?

– Просто отлично, – воскликнула девочка. – Ты согласна, Элли?

– Конечно, согласна, – медленно произнесла я. – Пора бы сотрудникам в офисе увидеть вас с другой стороны.

Он выглядел почти раздраженным.

– Что значит – с другой стороны?

Мы с Джиджи переглянулись.

Прежде чем я смогла сформулировать достойный ответ, девочка произнесла:

– Мадам ЛеФлер сказала бы, что, если бы ты был танцором, ты скорее танцевал бы классический балет, а не джаз. Но иногда стоит лишь поменять костюм, и ты становишься совсем другим. – Она улыбнулась как ни в чем не бывало и повернулась ко мне. – А можно мы сейчас начнем есть торт?

– Только после того, как ты примешь лекарство, – сказал Финн, отодвигая стул от стола, и встал. Несмотря на то что на нем были свободные брюки и футболка, выражение лица оставалось таким же серьезным, как в офисе, и до меня вдруг дошло, что, даже если он и хотел бы танцевать джаз, болезнь дочери всегда диктовала выбор другого жанра.

Джиджи с недовольным стоном последовала за ним на кухню, нарочно волоча ноги. Я подождала, когда они закончат, а потом погнала всех, включая Хелену, на застекленную террасу, чтобы подать праздничный торт. Тери принесла свечи, и, после того, как обнаружилось, что мы с ней понятия не имеем, сколько Финну исполняется лет – тридцать четыре или тридцать пять, она воткнула в середину кулинарного шедевра три свечи и зажгла их.

Мы начали петь «С днем рожденья тебя» еще до того, как пересекли порог кухни, и к нам тут же присоединились Джиджи и Хелена, которая, несмотря на преклонный возраст, отличалась сильным красивым контральто. Я поставила торт на чугунный столик перед именинником.

– Как это так – всего три свечи? – заметил он. – Смею вас заверить, я все же чуть-чуть старше.

– Одна символизирует прошлое, другая – настоящее, а третья – будущее, – объяснила я.

Хелена внезапно подалась вперед, глаза ее сверкали, отражая свет свечей.

– Не хватает еще одной, – произнесла она.

Брови Финна от удивления поползли вверх.

– Две за будущее? За тот путь, который не был избран, но который не менее ценен, чем хорошо протоптанная тропинка?

Она покачала головой, неотрывно глядя на свечи.

– Две за прошлое. За то, которое нам хотелось бы иметь, и то, с которым тебе приходится мириться.

Финн какое-то время смотрел на свою двоюродную бабушку, а затем задул свечи, и все они погасли одновременно, словно чья-то невидимая рука закрыла дверь.

Я стояла в траве на поляне у застекленной веранды, и длинные, острые, как мечи, травинки щекотали мне ноги. Из старого граммофона неслась перемежаемая скрипами музыка, которая вплеталась в ткань ночи, словно атласная лента.

Мы послушали сборник песен сестер Жарка только один раз и больше к нему не возвращались – разумеется, по настоянию Хелены. Их голоса были чистыми и звонкими и звучали на удивление слаженно, словно пел один человек. Теперь мы слушали старый альбом Бинга Кросби, один из ранних. В музыке начала сороковых было нечто завораживающее, что заставляло всех испытывать ностальгию по тем далеким временам.

Хелена уже вернулась в свою комнату, а Тери сидела, покачиваясь в кресле-качалке со спящей Джиджи на коленях. Сиделка постоянно вскидывала голову, пытаясь сопротивляться сну.

Я взглянула на Финна, который пытался вставить в телескоп линзы.

– Может, стоит разбудить Джиджи? Она так радовалась, что сможет полюбоваться звездным небом.

– Ей давно пора быть в кровати, важно, чтобы она высыпалась. Поверьте, я постараюсь предоставить ей эту возможность завтра. Мы просто начнем немного пораньше. – Он посмотрел в окуляр телескопа и снова принялся налаживать его. – Лучше подождать, пока совсем стемнеет, но это вовсе не обязательно.

Он поднес руки к подставке и принялся крутить ручку, поднимая ствол телескопа.

– Мы сможем хорошенько полюбоваться созвездием Большой Медведицы. – Финн остановился, разглядывая небо. – Лучшее время для наблюдения звезд Большой Медведицы в Северном полушарии – это апрель, но они хорошо видны и сейчас, и Малая Медведица тоже.

Он снова посмотрел в окуляр и начал сдвигать прибор вправо.

– Полагаю, вам известен Небесный ковш?

– Конечно. И маленький тоже. Но, боюсь, этим и исчерпываются мои скудные познания в астрономии.

Финн поднял голову, оторвавшись от телескопа, и взглянул на меня с удивлением. Но заговорил лишь после того, как вернулся к созерцанию небес.

– Ручка Большого небесного ковша – это хвост Большой Медведицы, а сам ковш – ее тело. – Он сделал шаг в сторону. – Ну вот. А теперь ваша очередь.

Я подошла к телескопу, подняла руки к его широкому стволу, чтобы не потерять равновесие, но Финн успел схватить их до того, как они коснулись холодного металла. Он впервые дотронулся до меня, и от соприкосновения с его теплой кожей я вздрогнула, словно опустила пальцы в песок и обнаружила, что это вода.