Большинство офицеров, прапорщиков, солдат и сержантов хорошо знали тот участок местности, на котором предстояло оперировать, поэтому рекогносцировку сочли излишней. Тут-то Хантера коротко обожгло стыдом: за месяц пребывания на «точке» он умудрился ни разу не побывать на дальних участках своей зоны ответственности, увлекшись восстановлением дисциплины и порядка, а заодно «строительством и архитектурой»… Однако для самобичевания времени уже не оставалось, поэтому он с ходу перешел к делу.

— Слушай боевой приказ! — Сердце туго забилось: вот оно, наконец-то, настоящее дело! — Операцию назовем скромно, но как бы и в мою честь: «Охотничий ренессанс». В целом утверждаю план старшего лейтенанта Старова. Свое местонахождение определяю вот здесь, — он ткнул кончиком карандаша в середину дуги подковы. — Командир первого десантно-штурмового взвода старший лейтенант Старов находится на правом фланге подковы, командир пулеметно-гранатометного взвода прапорщик Нефедов — на левом, командир минометного взвода старший лейтенант Бихкамов — на огневых позициях своих «примусов», — карандаш уперся в небольшую низину, обозначенную на карте.

Заместитель командира роты перевел дух и огляделся: слушали внимательно.

— Бронегруппа под командованием лейтенанта Лысенко находится в районе ожидания в полной готовности к форсированному маршу в район засады. На «Победите» остается командовать резервом старший техник роты прапорщик Будаев, поддерживая в то же время постоянную готовность выдвинуться на броне в район боя. Старшему лейтенанту Бихкамову приказываю согласовать огонь батареи «Град»[68]по наиболее опасным вероятным целям. Корректировать огонь артиллерии буду лично, — удивил он подчиненных. — Позывные: я — Хантер, Старов — Рейнджер, Лысенко — Лысый, Бихкамов — Индеец, Нефедов — Рама, Будаев — Будулай. Организация взаимодействия и сигналы — согласно таблице. Форма одежды: каски и бронежилеты для всех, кто не находится в «броне», обувь — кроссовки. В случае моего выхода из строя старшим начальником назначается старший лейтенант Старов, за ним — лейтенант Лысенко, за ним, соответственно, — Бихкамов, Нефедов и Будаев. Сейчас всем готовиться к бою, доклад о готовности через три часа, после чего — отдыхать! Вопросы есть?

Вопросов не поступило.

Через час из расположения бригады пришли два бэтээра, сопровождавшие пару транспортных «Уралов» с боеприпасами, водой и самым ценным грузом — почтой. Александру повезло больше всех — ему пришло сразу пять писем: три от Афродиты, одно от родителей и еще одно — от Ядвиги.

Выкроив полчаса, старший лейтенант уединился в землянке — почитать без помех. Первым распечатал мамино послание — оно было коротким: только добрые пожелания и перечень семейных новостей. Чувствовалось — мама нездорова. Строки прыгали, некоторые слова ей удавалось написать далеко не сразу. Отец также кое-что добавил своей рукой, просил быть предельно осмотрительным и не лезть в пекло очертя голову.

Письмо жены показалось малоинформативным — скучаю, целую, дочурка растет, высылаю рисунок Ани — это папусь, таким ты ей кажешься. На рисунке, широко расставив ноги, возвышался великан с головой среди курчавых облаков. Улыбающееся солнышко пригревало его бритую макушку, за руку великана держалась маленькая девочка, а ее мать прогуливалась неподалеку…

Сложив рисунок, Александр сунул в карман, поближе к сердцу. Затем, мечтательно улыбаясь, рассортировал по датам на почтовых штемпелях письма из Самары, распечатав самое раннее.

Афродита писала, что ужасно соскучилась, не может найти себе места, но теперь наконец-то покончила с оформлением необходимых документов для работы медицинской сестрой по свободному найму на территории Афганистана. Просила не обижаться и не нервничать, — ведь на этот шаг она решилась только ради него, чтобы быть рядом с ним, что бы ни случилось.

Второе и третье письма оказались такими, что Хантер, читая, краснел, как подросток. Его бросало то в жар, то в холод, а всяческие мысли начисто вылетели из головы — Афродита выплеснула на бумагу кое-что такое, о чем знали только они оба. Погруженный в сладкие воспоминания, он обнаружил в последнем конверте фото — Сашка с Афродитой, Аврамов и Шубин на набережной Волги.

— Это кто тебе пишет? — Голос Рейнджера вернул к действительности. — Можно взглянуть? А то я смотрю — вид у тебя какой-то… малахольный!

— Смотри, конечно, — подал замполит взводному фото.

— Классная у тебя жена! — вырвалось у «потомственного холостяка» (именно так позиционировал себя Старов). — А это кто с вами? — кивнул на офицера с Золотой Звездой на кителе и примечательные усы журналиста.

— Майор Аврамов, — пояснил Хантер. — И собкор «Комсомолки» Шубин. А девушку зовут Галина, но она мне не жена, — грустно улыбнулся замкомроты. — Я, Юра, слишком рано поспешил с этим делом, да промахнулся. Не дождался, пока Галя появится в моей жизни.

— Ну, это дело поправимое! — успокоил Старов. — Доживем до «шести часов вечера после войны», расскажешь, что тут к чему. Я вот об одном только жалею — что ты, Саня, на «Победите» надолго не задержишься…

Рейнджер мимоходом подтвердил то, о чем Хантер уже слышал от «дедов».

— Иншалла! — усмехнулся он, забирая фото. — На все воля Аллаха!

Вечер тем не менее приближался. Перед закатом рванула обратно в бригаду транспортная колонна, прихватив письма, в то числе и Хантеровы. Затем начались уточнения и согласования — боевая техника и вооружение, связь, ночная оптика. В конце концов все было тщательно выверено и готово к ночному бою. Солнце неумолимо валилось за горный хребет, но никому не хотелось думать, что этот закат для кого-то на этот раз может оказаться последним. Не «крайним», как обычно говорят «афганцы», суеверно избегая слова «последний», а действительно — последним на земле. В ожидании ночного рейда «Победит» словно вымер, и лишь «деды» да суточный наряд вяло передвигались по территории.

В назначенное время застава будто взорвалась — заревели двигатели, бойцы попрыгали на «броню», обсев бэтээры, словно воробьи. У выносного поста типа «Кандьор» наряд оттянул в сторону самопальную «рогатку» — самодельный заслон-шлагбаум, опутанный «путанкой» и «колючкой». Пять единиц бронированных машин, шумно газуя, демонстративно покатили к «Грозному», словно там кипел яростный бой и срочно требовались подкрепления. На «левых» частотах послышались матюги, команды и всевозможные целеуказания.

Через полчаса солнце ушло за горы, и на окрестности сразу, как всегда бывает в Афгане, пала тьма, такая густая, что хоть ножом режь. Под ее покровом усиленный взвод через проход в минном поле форсированным маршем двинулся в противоположном направлении — на восток. Следом потянулись обвешенные минами минометчики.

Старший лейтенант Петренко, в каске и бронежилете, шел в голове колонны. Перед ним двигался только ротный ас-следопыт, рядовой Байсуков. Байсуков носил прозвище Пьянь, хотя никто не мог бы похвастать, что видел его «под газом», к тому же он был и отменным снайпером. За замкомроты шел Рейнджер, за ним по-волчьему, след в след, стараясь как можно меньше шуметь, шагали, отдуваясь, бойцы. Ночь выдалась душная — за день голые склоны и каменистые отроги разогрелись до колоссальной температуры, дышать было нечем.