Из Авиньона Соблазнитель отправился в Марсель, откуда на корабле отбыл в Геную, увозя с собой прекрасную Розали. Слугам он приказал величать ее «мадам Казанова». В Генуе Казанова намеревался провести не менее месяца. Как сообщил он маркизу Гримальди, родственнику своего венецианского опекуна, он «будет отдыхать и ходить в театры». В Генуе в то время было три театра: театр Фальконе, где давали музыкальные спектакли и комедии, театр Сант-Агостино, где ставили оперу, в том числе и комическую, и театр делле Винье, называемый также Театрино, где можно было увидеть как трагедию, так и оперу. Так что отдых у Казановы, принимая во внимание наличие «мадам Казановы», предполагал быть весьма активным. Имея избыток свободного времени, Казанова перевел на итальянский пьесу Вольтера «Шотландка». Но тут самолюбию Соблазнителя был нанесен удар, тем более ощутимый, что исходил он от нелюбимого им Вольтера. Философ, коему он послал свой перевод «Шотландки», счел перевод неудовлетворительным. Об этом Казанове сообщил его знакомец, женевский синдик, сам Вольтер не удостоил его ответом. «Известием этим, равно как и невежливым поступком Вольтера, не ответившего на мое письмо, я был столь неприятно задет и обижен, что заделался врагом этого великого человека. Во всех своих сочинениях, кои собирался я опубликовать, я стал критиковать его, полагая, что, поступая несправедливо по отношению к нему, я тем самым мщу за себя», — написал Казанова и, огорченный, отплыл в Ливорно.

В Ливорно он пробыл недолго, однако в первые же часы своего там пребывания он познакомился с неким Джакомо Пассано, автором непристойных сонетов про аббата Кьяри, которого он, как и Казанова, считал своим врагом. Стихи Пассано венецианец нашел корявыми, тем не менее ненависть к аббату сблизила их. Проникшись к доморощенному поэту почти братскими чувствами, Казанова снабдил его рекомендательным письмом к одному из своих швейцарских приятелей, о чем потом горько пожалел. И Казанова, и Пассано принадлежали к бродячему племени авантюристов, никогда не стеснявшихся надувать своих ближних. Но в этой парочке хитрее и изворотливее оказался Пассано: за время своей «дружбы» с Казановой Пассано сумел вытянуть у него немало денег и доставить ему массу неприятностей. Это происходило потому, что во времена везения себялюбивый Соблазнитель позволял себе принимать лесть за чистую монету, чем и не преминул воспользоваться Пассано.

Из Ливорно Казанова на лошадях направился во Флоренцию, где он намеревался пожить некоторое время. Модель поведения Казановы во всех городах была одинакова: сначала устроиться со всеми удобствами, затем отыскать место, где продают свежие французские газеты и журналы, и отправиться в театр или, на худой конец, ежели в городке нет театра, туда, где играют. Ежели в городе он имел приятелей или прибывал туда с пачкой рекомендательных писем, то уже на утро следующего дня его захватывал водоворот светской праздности. Когда же о его приезде никто не был извещен и рекомендаций также не случилось, вихрь этот увлекал его только к вечеру.

Во Флоренции Казанова остановился в лучшей в городе гостинице, снял апартаменты с видом на Арно. На следующий день он отправился к банкиру, дабы получить деньги по кредитному письму, пообедал в одиночестве, а после, переодевшись, отправился в театр. Каково же было удивление Соблазнителя, когда в примадонне он узнал Беллино! Вернее, не Беллино, а Терезу, сбросившую маску Беллино, ту самую Терезу, на которой он собирался жениться и с которой расстался в 1744 году! С тех пор прошло семнадцать лет, однако Тереза нисколько не изменилась и была по-прежнему свежа и хороша. Видимо, почувствовав на себе пристальный взгляд Казановы, Тереза взглянула в его сторону и уже весь спектакль не отрывала взора от его ложи. Когда же пришла пора покидать сцену, она вполне недвусмысленно махнула ему веером, указывая за кулисы.

С трудом дождавшись конца представления, Казанова помчался в указанном направлении. Тереза встретила его с распростертыми объятиями, засыпала вопросами. Потом, спохватившись, объявила, что сегодня вечером она занята, но завтра утром, в семь, она будет ждать его.

Только вернувшись к себе в ложу, ошеломленный Казанова сообразил, что не знает, как теперь зовут Терезу, и решил выяснить это у своего соседа, элегантного молодого человека с программкой в руках. Узнав, что задающий столь странный вопрос путешественник только вчера приехал в город, молодой человек снисходительно объяснил, что примадонна носит его имя — Чирилло Палези, ибо вот уже два месяца как он имеет счастье быть ее мужем. В расстроенных чувствах Соблазнитель покинул театр.

Пробудившись в шесть утра, Казанова ровно в семь уже звонил в дверь дома певицы. Заспанная служанка, открывшая ему дверь, сказала, что хозяйка ждет его в восемь, но раз уж он пришел, то может войти и подождать в гостиной. Вскоре в гостиной появился муж в халате и ночном колпаке, он был удивлен столь ранним появлением незнакомца, который еще вчера спрашивал у него имя его жены. Но тут «прекрасная, как утренняя звезда», появилась Тереза и объяснила мужу, что Казанова ее давний друг, можно сказать, почти отец, с которым она не виделась более десяти лет. Услышав, как его назвали отцом, Соблазнитель едва не взвился от возмущения: он был всего лишь двумя годами старше Терезы! Зато муж сразу успокоился и предложил гостю позавтракать вместе с ними шоколадом его собственного приготовления. Гость согласился, и муж отправился готовить чудесный напиток. Оставшись наедине с Казановой, Тереза бросилась к нему в объятия и расцеловала его отнюдь не как дочь, а потом заявила:

— Я знаю о тебе почти все, знаю, что ты был влюблен в монахиню, бежал из Пьомби, знаю о твоих делах в Париже и Голландии, и только последние несколько лет известия о тебе перестали доходить до меня. Я же, как ты уже знаешь, два месяца назад вышла замуж, мужа люблю и не собираюсь изменять ему. Наши поцелуи были последними. Более оставаться наедине мы не должны.

Против такого разумного решения у Казановы возражений не было. Еще Тереза попросила его хранить в тайне их прошлые отношения, а также сказала, что говорит всем, кто ее окружает, что ей двадцать четыре года, и надеется, что и эту тайну он также не выдаст. Усмехнувшись, Соблазнитель пообещал никому не говорить, что ей уже исполнился тридцать один год. «Всего лишь тридцать», — поправила она его, вызвав на лице собеседника очередную усмешку. Тут прибыл шоколад, а вместе с ним и муж, и разговор прекратился. Приглядевшись к супругу Терезы, Казанова с горечью отметил, что этому белокурому молодому человеку никак не больше двадцати двух и что он чрезвычайно красив. В общем-то, он понимал, как Тереза могла в него влюбиться, но не понимал, зачем она вышла за него замуж, вручив таким образом ему на себя все права.

По приглашению Терезы Казанова поехал с ней на репетицию. Чувствуя себя в театре как дома, он быстро перезнакомился со всеми актерами, а особенно актрисами. Особое впечатление произвела на него юная фигурантка из Болоньи по имени Кортичелли. Ее он еще не раз встретит на своем пути. Там же, за кулисами Казанова увидел давнего своего знакомого, аббата Гама, бывшего секретаря кардинала Аквавивы. Теперь аббат состоял при португальском посольстве и, целуя дамам ручки, по португальскому обычаю преклонял колени. Завязался оживленный разговор, прерванный появлением юноши лет пятнадцати. Так как юноша был знаком со всеми, кроме Казановы, то Тереза представила его: «Это мой брат». Соблазнитель вздрогнул: мальчик как две капли воды походил на него самого. Внутренний голос не обманул его: с самого рождения Тереза выдавала сына Казановы за своего брата, и мальчик действительно всегда считал Терезу старшей сестрой. Венецианец испугался: вдруг кто-нибудь, видя их вместе, догадается о их родстве? Однако постепенно страх его прошел. Окружение Терезы давно привыкло к маленькому Чезарино, и никто даже не подумал сравнить его с Казановой. Сделал это только муж Терезы, и у него в уме сложилась собственная версия сходства Чезарино с венецианцем. Он решил, что Казанова был нежным другом матери Терезы, поэтому у его жены и ее брата разные отцы. Дружба Казановы с матушкой Терезы оправдывала и нежное отношение актрисы к заезжему путешественнику. Тереза не стала разубеждать мужа, а напротив, дала понять, что он совершенно прав: ее это предположение вполне устраивало.