— Игорь в отпуске, — мрачно сообщила Майя.

— И где он его проводит? — слегка удивился лучший друг-приятель.

Странно, что он не в курсе подобных новостей… Почему это ему ничего не доложили?… А почему здесь Майя? Лазаревы ведь вроде разошлись…

— Известно где, — так же угрюмо отозвалась Майя. — На работе, конечно. Уехал в семь утра. Не позавтракал. Заявил, что здесь невозможно жить из-за шума. У нас ремонт.

— Ремонт? — еще сильнее удивился Гошка. — Тоже не знал… И что у вас там происходит, с этим ремонтом?

— О, с ремонтом у нас все в порядке — ничего не происходит, — утешила его Майя. — Игорь десятый год собирается нанять мастеров. Это у нас во дворе сыр-бор. Деревья сломали, скамеечки снесли… Одни сплошные дыры. Для новых труб. Бесконечные магнитные бури. А-бал-деть можно, как говорит наш сын.

— Это симптом, — объявил Сазонов и отсоединился. — Обыкновенный тупизм.

И тотчас набрал мобильник Лазарева.

— Перезвони позже, — попросил тот. — Я занят. Извини…

На самом деле, уладив утренние дела и оставив верную Соню за главнокомандующую, он собрался в гости к Октябрине Павловне. Правда, дозвониться до нее почему-то никак не удавалось, но все та же верная Соня уверяла, что и номер телефона, и адрес правильные. И Лазарев решил просто поехать. Авось повезет.

Не повезло сразу же.

Надписи на подъезде обескуражили. Одна гласила: «Прозба не дербанить в парадное, а сувать пальцем в пупку для звонка». Вторая сообщала: «Здесь НЕ Vision! Vision — следующая дверь».

Понятно. Поскольку двери без всяких опознавательных знаков, люди без конца ломились и спрашивали, не здесь ли фирма Vision, и жильцам приходилось без конца отвечать одно и то же: не здесь, а там, дальше, а мы простые люди, жильцы. И так их это все достало, что сделали объявления, предотвращающие словесные объяснения.

Лазарев растерянно мялся возле подъезда. Было холодно. Ветер уже начал любопытно ощупывать дурака, остановившегося на опасном мартовском морозе, и проверять на прочность. Зачем он взял отпуск именно сейчас? Летом клиника все равно встает на мойку. Просто накопилось столько отпусков за прошлые годы, когда он не отдыхал, что руководство института встало на дыбы и вежливенько, но настойчиво попросило профессора использовать наконец все свои неотгулянные дни. Игорь собирался съездить в горы — хоть раз в жизни полюбоваться их синевой, недоступностью и величием.

Правда, лучший друг-приятель неизменно морщился при упоминании о горах. Его несколько лет назад сагитировали стать горным туристом, говорили: такие красоты увидишь! Он таки стал. Отправился на самый верх. А потом делился впечатлениями:

— Ничего, кроме ботинок впереди идущего, я не видел. И ты не увидишь. Так что лучше высоко не лезь! Ведь не случайно писал детский классик, что «умный в горы не пойдет, умный горы обойдет». Прав он был, прав…

Но Лазарев все равно хотел увидеть все своими глазами.

— Ну да, люди почти никогда не верят тому, что им рассказывают, — обижался Сазонов. — Они должны до всего дойти сами. Мне опять звонила моя язва сибирская. Как у меня болит печень… И кашель что-то… В легких прямо гармошка… Может, туберкулез?

— Чтобы его вылечить, тебе надо собаку съесть! — мрачно буркнул Игорь.

Перед горами он мечтал увидеть Октябрину Павловну…

Во двор вошел паренек — обычный такой, с куцей бороденкой, лохматый, в куртке, в руке — мобильник.

— Таня, привет! Как добралась? — Паренек изменился в лице и спросил удивленно-простодушно и деловито: — Почему «жопа»? Ага… Ну ладно… А я иду вчера вечером по улице. С разлохмаченными волосами, с черной обрамляющей бородкой и в берете. Мимо навстречу — бурная компания. И один бросил другому: «Справа по борту мы увидели Че Гевару». Так я до конца и не разобрался — был ли это просто их разговор или это относилось ко мне? Угу, да… Ага… Да не психуй, у меня мобильник тыщу раз падал: и без футляра, и в футляре, и на асфальт, ну да! Тоже падал! И «Нокия», и «Сименс», и «Моторола», и «Самсунг», и «Филипс», ну да! Но у моего тупая программа эсэмэсок! Он набирает те слова, которые идентифицирует, а, видно по всему, идентификация у его программы халтурная. Вот вчера набираю «Белый орел». Он пишет: «Белый осел». Я ему: «Тьфу ты! Сам ты!..»

Паренек подошел к подъезду и почти вплотную к мявшемуся на снегу Лазареву и удивленно остановился.

— А вы к кому? Код забыли? Лазарев обрадовался:

— Мне нужна Октябрина Павловна… Камышина.

— А-а… Это к нам. Только мама болеет. Игорю опять стало стыдно.

— Что-то серьезное?… Мы давно не виделись. Я врач.

Паренек, не отвечая, с большим сомнением осмотрел его и открыл подъезд. Пахло кошками. На стенах цвета болотной тины слоилась краска, лифт скрипел и охал на каждом сантиметре подъема.

— А вы ее сын? Что с мамой?

А-ля Че Гевара резко дернул плечами:

— Да так, ничего особенного… Юлька, моя сестра, детей не привозит, опять они с маман из-за чего-то цапнулись. Я сессию снова не сдал… Хвостов куча… И учиться осталось немного. Дожить бы до диплома… Теперь либо пересдавать, либо в армию. Первое предпочтительнее…

— Я тоже так думаю, — отозвался немного успокоившийся Игорь.

В жизни бывшей главной врачихи ровным счетом ничего не изменилось.

В квартире, куда они вошли, было темно и тихо.

— Маман! — крикнул паренек. — Ты жива там еще? А я тебе врача привел. Он сам навязался.

— Какого еще врача? — Октябрина Павловна, в ярко-розовом халате, непричесанная, выглянула из комнаты и потрясенно ойкнула: — Игорь! Вы откуда взялись?

— Из шикарной «тойоты», — завистливо ответил сынок. — А говорят, что у нас врачи мало зарабатывают…

— Замолчи! Стыдно! — возмутилась Октябрина Павловна. — Игорь Васильич — известный хирург! Игорь, я вам так рада… Сейчас, подождите чуть-чуть… Юра, ты проводи гостя в большую комнату…

Большая комната носила следы все той же бедности, которые явственно отпечатались на стенах подъезда: старая мебель, крохотный телевизор, пожелтевшие обои… Игорь сел и сцепил руки. Зачем он здесь? Действительно стыдно… Сколько лет не казал носа… А тут вот опомнился, бросился… И все ради женщины…

Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…

Минут через пятнадцать вплыла Октябрина Павловна, и Лазарев в который раз изумился — до чего же ловко и быстро эти женщины способны преображаться! Вот уж позавидуешь такому умению! Способность к возрождению потрясающая.

Лазарев давно заметил это в клинике. Мужики после операций только стонали и ныли. Едва-едва переползали от кровати до туалета и обратно. А женщины…

Мудрый Долинский всегда заранее рекомендовал женщинам, которые собирались ложиться к нему на операцию:

— Возьмите с собой все, что вам необходимо: кремы там всякие, помады, духи… Украшения тоже. Пригодятся после операции, когда будете визитеров принимать.