– Все ваши люди, которых мне удастся спасти, будут погружены на корабли и отправлены туда, откуда явились.

– Вы милосердны.

– Я полагаю, вы уже понимаете, что вас обманули и перехитрили – благодаря достижениям науки, на которые оказалась не способна ваша культура. Вы могли смести нас с лица земли в любое время – вплоть до самого последнего момента.

Лицо азиата оставалось бесстрастным. Ардмор искренне надеялся, что это только внешнее спокойствие.

– То, что я сказал о ваших людях, к вам не относится, – продолжал он. – Вас я считаю обыкновенным преступником.

Брови принца взлетели вверх.

– За то, что я вел войну?

– Нет, в этом вы, возможно, еще могли бы оправдаться. За массовое убийство, которое было совершено по вашему приказу на территории Соединенных Штатов, – за ваш «наглядный урок». Вы будете подвергнуты суду присяжных, как любой другой обыкновенный преступник, и я сильно подозреваю, что приговор будет гласить: «Повесить за шею, пока не умрет». Это все. Уведите его.

– Одну минуту, прошу вас.

– Что еще?

– Вы помните шахматную задачу, которую видели в моем дворце?

– Ну и что?

– Вы не скажете мне, как решить ее в четыре хода?

– Ах это! – Ардмор от души рассмеялся. – Вы очень легковерны, да? Я не знаю, как ее решить. Это был просто блеф.

И тут невозмутимое спокойствие наконец изменило наследному принцу.

Суд над ним так и не состоялся. На следующее утро его нашли мертвым – он лежал, уронив голову на шахматную доску, которую попросил ему принести.

Все проблемы были решены: у них более не существовало бедных; болезни, увечья, хромота и слепота стали достоянием истории; древние поводы для войн исчезли; люди обладали свободой – куда большей, чем когда-либо имел человек. Все они должны были быть счастливы…

Гамильтон Феликс вышел из лифта на тринадцатом уровне Министерства финансов, ступил на движущуюся дорожку, которая уходила влево, и покинул ее возле двери с табличкой:

Набрав кодовую комбинацию, Гамильтон подождал визуальной проверки. Она произошла мгновенно; дверь распахнулась, и изнутри послышался голос:

– Заходите, Феликс.

Шагнув внутрь, он взглянул на хозяина и заметил:

– Вы – девяносто восьмой.

– Девяносто восьмой – кто?

– Девяносто восьмая кислая рожа за последние двадцать минут. Это такая игра – я ее только что придумал.

Монро-Альфа Клиффорд был явно озадачен. Впрочем, при встречах с Феликсом это случалось с ним достаточно часто.

– Что вы имеете в виду? Ведь вы же наверняка подсчитали и нечто противоположное?

– Разумеется. На девяносто восемь рож, выражающих скорбь от потери последнего друга, пришлось семь счастливых лиц. Однако, – добавил Феликс, – чтобы их стало семь, мне пришлось сосчитать и одного пса.

Монро-Альфа бросил на Гамильтона быстрый взгляд, силясь понять, шутит он или нет. Как обычно, разобраться в этом ему не удалось. Высказывания Гамильтона нередко казались несерьезными, а зачастую – попросту бессмысленными. В них не было и намека на шесть правил юмора – собственным образцовым чувством юмора Монро-Альфа гордился и неукоснительно требовал, чтобы подчиненные развивали в себе это ценное качество. Но разум Гамильтона, казалось, следовал какой-то странной, лишь ему присущей нелогичности – возможно, самодостаточной, однако на первый взгляд никоим образом не связанной с окружающим миром.

– И какова цель вашего обследования? – поинтересовался Монро-Альфа.

– А у него должна быть цель? Говорю же, я его только что придумал.

– Но у вас слишком мало данных, чтобы говорить о какой-то статистике. По ним даже кривую не построить. Кроме того, сами условия не поддаются проверке. А следовательно, и ваши результаты не означают ровным счетом ничего.

Гамильтон закатил глаза.

– Услышь меня, Старший Брат, – тихо проговорил он. – Живой Дух Разума, услышь раба твоего! Я обнаружил, что в их величайшем и процветающем городе соотношение уксусно-кислых и улыбающихся физиономий равно четырнадцати к одному – и он говорит мне, что это несущественно!

Монро-Альфа был явно раздосадован.

– Оставьте при себе свои шуточки, – сказал он. – И вообще, подлинное соотношение составит шестнадцать с третью к одному – собака в счет не идет.

– А, забудьте! – отмахнулся его приятель. – Чем вы тут развлекаетесь?

Гамильтон принялся бродить по кабинету, временами бесцельно брал что-то в руки, рассматривал и, под бдительным взором Монро-Альфы, ставил на место; наконец он остановился перед огромным интегратором-накопителем.

– Похоже, наступает время вашего квартального прогноза, не так ли?

– Наступает? Уже наступило. Перед самым вашим приходом я как раз закончил первую прогонку. Хотите взглянуть? – Подойдя к аппарату, Монро-Альфа нажал кнопку.

Когда выскочил фотостат, он, не взглянув на него, протянул бумагу Гамильтону. Смотреть ему и не надо было – данные в компьютер вводились проверенные, и Клиффорд был убежден в правильности полученного прогноза. Завтра он вернется к этой проблеме, но использует при решении иную методику. Если несовпадение результатов превысит пределы машинной погрешности, придется перепроверять исходные данные. Впрочем, этого, конечно же, не случится. Сам по себе конечный результат Монро-Альфу не интересовал – этим пусть занимается начальство; Клиффорда волновал исключительно сам процесс.

Гамильтон рассматривал фотостат. Даже непрофессионал мог – хотя бы отчасти – понять, какое великое множество деталей пришлось учесть, чтобы получить этот простой ответ. На двух континентах человеческие существа занимались своими законными делами – покупали и продавали, производили и потребляли, тратили и сберегали, отдавали и получали. В Альтуне, штат Пенсильвания, для субсидирования разработки нового метода получения железа из бедных руд группа людей выпустила пакет акций, не обеспеченных капиталом. Они были хорошо приняты в Нью-Боливаре, где образовался переизбыток доходов из-за процветания тропических городов-садов, разбросанных по берегам Ориноко («Купи кусочек рая!»). Возможно, этот успех объяснялся здоровым голландским влиянием, ощутимым в смешанной культуре региона; но мог объясняться и латинским влиянием, которое обеспечило в это же время беспрецедентный поток туристов с Ориноко в Патагонию, на озеро Луизы и в Ситку – не суть важно.