– Что это такое? – с подозрением поинтересовался Монро-Альфа.

– Буйабес. Нечто среднее между ухой и рагу из рыбы. Больше дюжины сортов разной рыбы, белое вино и одно Великое Яйцо знает, сколько всяких трав и приправ. Все, заметьте, натуральное.

– Должно быть, ужасно дорого.

– Это произведение искусства – и платить за него одно удовольствие. Но не беспокойтесь: вы же знаете, не делать деньги я не могу.

– Да, знаю. Никогда не мог понять, почему вас так интересуют игры. Правда, за них хорошо платят.

– Вы ошибаетесь. Игры меня совершенно не интересуют. Разве вам случалось видеть, чтобы я истратил доллар или кредит на любую из моих игр? Я с детства ни во что не играл. Мне совершенно ясно, что одна лошадь может бежать быстрее другой, что шарик останавливается на красном или черном, а тройка бьет две двойки. И, видя эти примитивные игрушки, которыми взрослые люди забавляются, я невольно представляю себе нечто более сложное и увлекательное. Когда мне надоедает сидеть без дела, я делаю эскиз такой игрушки и отсылаю своему агенту. В итоге появляются новые деньги. – Гамильтон пожал плечами.

– А что же вас интересует по-настоящему?

– Люди. Ешьте свой суп.

Монро-Альфа осторожно попробовал содержимое тарелки, удивленно поднял брови и взялся за ложку всерьез. Гамильтон, улыбнувшись про себя, пустился его догонять. – Феликс…

– Да, Клифф?

– А почему вы причислили меня к девяноста восьми?

– К девяноста восьми? А, вы имеете в виду набор кислых рож. Да ладно, дружище, вы это заслужили. Если за этой посмертной маской живут радость и веселье, вы ловко это скрываете.

– Но мне не от чего быть несчастным!

– Насколько я знаю, нет. Но и счастливым вы тоже не выглядите.

Еще несколько минут они ели молча. Потом Монро-Альфа возобновил разговор:

– А знаете, это правда. Нет.

– Что «нет»?

– Я несчастлив.

– Да? Мм… Почему же?

– Не знаю. Если бы знал, то что-нибудь бы предпринял. Мой семейный психиатр не может найти причину.

– Вы не на той волне. Психиатр – последний, к кому следует с этим обращаться. Они знают о человеке все – за исключением того, что он такое и что заставляет его тикать. И, кроме того, случалось ли вам видеть здорового психиатра? Да на всю страну не сыщется и двух, которые смогли бы пересчитать собственные пальцы и дважды подряд получить одинаковый результат.

– Он и вправду был не в состоянии мне хоть чем-нибудь помочь.

– Разумеется, нет. И знаете почему? Потому что он исходил из предположения, будто с вами что-то не в порядке. Естественно, он не смог ничего найти и зашел в тупик. Ему и в голову не пришло, что с вами все в порядке и, возможно, в этом-то все и дело.

Монро-Альфа устало пожал плечами:

– Не понимаю, о чем ты говоришь. К тому же он сказал, что нашел ключ.

– Какого рода?

– Но… я ведь представляю собой девиант, вы же знаете.

– Знаю, – кивнул Гамильтон. Генетическая родословная друга была ему достаточно хорошо известна, однако он не любил, когда тот вспоминал об этом. Что-то в Гамильтоне противилось мысли, будто человек бесповоротно и необратимо следует схеме, навязанной ему специалистами по генетическому планированию. Больше того – он вовсе не был убежден, что Монро-Альфу следует считать девиантом.

«Девиант» – термин, вызывающий вопросы. Когда человеческие зиготы, образующиеся в результате слияния двух тщательно отобранных половых клеток-гамет, отличаются от того, что предсказывали генетики, но не настолько, чтобы уверенно классифицировать их как мутацию, на сцене появляется слово «девиант». Вопреки расхожему мнению, это не термин, применимый для характеристики конкретного феномена, а просто обобщающий ярлык, прикрывающий недостаточность знания.

Монро-Альфа (именно этот Монро-Альфа – Клиффорд, 32-847-106 Б62) явился на свет вследствие попытки воссоединить две первичные линии Монро-Альфы и тем самым воссоздать и усилить математический гений его знаменитого предка. Однако математический гений заключен не в одном гене или даже группе генов. Предполагается, что это, скорее всего, комплекс генов, расположенных в определенном порядке.

К несчастью, оказалось, что в линии Монро-Альфы этот комплекс генов тесно связан с невротической характеристикой, снижающей способность к выживанию. Природу этой характеристики не удалось определить и привязать к какой-либо группе генов. Практически было установлено, что такая взаимосвязь не является непременной, и потому инженеры-генетики, выбиравшие конкретные гаметы, которые должны были вызвать к жизни Монро-Альфу Клиффорда, полагали, что они надежно исключили нежелательную черту характера.

Сам Монро-Альфа Клиффорд так не думал.

– Знаете, в чем ваша проблема, мой добрый глупый друг? – Гамильтон наставительно ткнул в его сторону пальцем. – В том, что вы забиваете себе голову вещами, в которых совершенно не разбираетесь. Ведь ваши планировщики уверяют, что сделали все возможное, чтобы исключить из вашего «я» те черты, которые заставили вашего милого прадедушку Уиффенпуффа разводить в своей шляпе ужей-полосатиков. Возможно, они ошибаются. Но кто заставляет вас в это верить?

– Мой прадед ничего подобного не делал. Некоторая склонность к агедонизму, тенденция к…

– Тогда зачем вести себя так, словно его надо было выгуливать в наморднике? Вы меня утомляете. Родословная у вас чище, чем у девяноста девяти человек из ста, а карта хромосом аккуратная, как шахматная доска. А вы все скулите по этому поводу. Вам бы понравилось оказаться дикорожденным? Носить перед глазами линзы? Страдать от дюжин отвратительнейших болезней? Или оказаться без зубов и жевать искусственными челюстями?

– Разумеется, никто не хочет быть дикорожденным, – задумчиво отозвался Монро-Альфа, – впрочем, те из них, с кем я сталкивался, выглядели достаточно счастливыми…

– Тем больше у вас оснований покончить со своими страхами. Что вы знаете о болях и недомоганиях? Вы не можете судить о себе сегодняшнем – как рыба не в силах оценить воду. Доход у вас втрое больше, чем вы способны истратить; у вас высокая должность и работа, которую вы сами выбрали. Чего еще вы хотите от жизни?

– Я не знаю, Феликс. Не знаю, но чувствую, что мне чего-то не хватает. И давайте оставим эту тему.

– Ну хорошо, простите меня. Займемся лучше обедом.

В миске с рыбой[7] было несколько крупных крабьих ног, и Гамильтон положил одну из них на тарелку Клиффорда. Монро-Альфа с сомнением посмотрел на деликатес.

– Не будьте таким подозрительным, – посоветовал Гамильтон. – Смелее, попробуйте.