— Погоди-ка дальше рассказывать, — остановил Жемотина Пожарский и, кликнув стремянного Романа Балахну, послал его в Приказную избу за Кирилой Федоровым. Кому как не Федорову в этом важном разговоре участвовать? Ведь он сибирский дьяк, все знать и исполнять по своему столу должен. Потом велел Жемотину: — А ты мне пока про черкас Анашки Безуха изложи, Артемий. Где своего напарника искать советуешь?..

Но Кирилу Федорова ждать не пришлось. Еще когда казаки Артюшку через торговую площадь вели, он узнал в нем конного казака, который в Тобольске при его отце на посылках служил, и увязался следом. Будто чувствовал, что понадобится Пожарскому. Так оно и вышло.

Жемотин Кирилу тоже узнал, а это любой разговор упрощает. Не дожидаясь, когда Федоров об отце спросит, сам поспешил сообщить, что большой сибирский дьяк Нечай Федорович, слава богу, в прежнем здравии пребывает, да и в Тобольске все, как обычно, делается, разве что с мыслями в сторону нижегородского ополчения.

— Хорошие мысли, — одобрительно кивнул Пожарский. — Ну тогда повтори, Артемий, что мне перед тем сказал, и дальше продолжим…

Кирила внимательно слушал Жемотина, а сам думал о внезапном назначении Семейки Самсонова. Эта новость бередила душу. Чем он хуже Семейки? И он бы чернильную работу хоть сейчас на живое походное дело поменял.

Его душевные метания не укрылись от зоркого взгляда Пожарского.

— Тебя что-то заботит, Кирила Нечаев? — спросил он.

— Дело к походу близится, — глаза в глаза ответил ему Кирила. — Дозволь мне, князь, сибирскую сотню на подгородных станах набрать. Из тех охотников, что за Камнем по службе или по другому какому делу бывали.

— Нешто у нас в полках таких всего сотня? — деланно удивился Пожарский. — Перепиши, конечно. Лишним, я думаю, не будет. Но сперва князя Ивана Буйносова-Ростовского повидай и Наума Плещеева. Они воеводами в Тоболеск на место Катырева и Нащокина расписаны. Знаю, ты и о дьяке спросишь, но равной замены твоему батюшке мы пока не нашли. Ищем…

Большие дороги рождаются из малых — это каждый знает. Но не каждому случалось пускаться в путь по дороге, которая на глазах ужимается до проселочной, затем и вовсе до верховой или пешей тропы, уводящей в таежные дебри либо за край солнечного всполья. Но когда ноги начинают спотыкаться на ровном месте, а колеса телег и копыта коней то и дело цепляются за поваленные лесины или комья ссохшейся грязи, тропа вдруг упирается в стоячую стезю. Так принято называть следы телег и подошв, поросшие мелкой бледной травой, едва пробившейся сквозь укатанную до блеска землю. Вид этой стези бодрит, внушая надежду, что где-то поблизости непременно должна быть торная гужевая дорога. Так и есть. Вот она, долгожданная! И уже из нее вырастает широкий, пластом уходящий за окоем торгово-перевалочный тракт, на котором мир снова становится просторным и шумливым.

Именно таким переменчивым путем уже сорок три дня шла сибирская дружина Василия Тыркова. От Верхотурья до Соликамска путь этот лег по дороге, которую еще при блаженном царе Федоре Иоанновиче разведал и проложил через Камень посадский человек Артемий Бабинов. Спасибо ему за то, что все эти годы, не взирая на Смутное время, он со своими людьми исправно чистил и мостил ее, спрямлял косогоры на спусках и подъемах, следил за тем, чтобы ширина проезжей полосы была в полторы, а то и в две сажени.

Большой Бабинову дорогу не назовешь, но и малой тоже. Двести пятьдесят верст блуждает она по горным теснинам — сначала по берегу реки Мостовой, затем пересекает реку Лялю, от нее выходит к сторожевому Павдинскому камню, а оттуда разгонисто устремляется вдоль берега Кырьи к берегам Косьвы, Тулунока, Яйвы и других горных рек и речушек, пока наконец не спустится в подгорье к Соли-Камской.

Немало на этой дороге осыпей и локтей, иными словами, частых поворотов, опасных переправ тоже хватает, зато там, где кони могут ноги изломать, вешки предупредительные поставлены, а через каждые двадцать верст вкопан крытый столб с иконой Спаса Нерукотворного или Николы Чудотворца. Всяк знает присловье: Никола — в путь, Христос — по дорожке. Их святые лики всех спешащих мимо приветят, ободрят и новые силы в душу вложат. Не случайно сибирская дружина эту дорогу всего за шесть дней промахнула.

Дальше Тырков свой ратный обоз через Пермь, Вятку, Котельнич и Кострому намеревался вести. Узнав об этом, Федор Годунов уперся:

— Как хочешь, Василей Фомич, а я тебе на том согласки не дам. Разве ты не знаешь, что на пермских дорогах делается?

— Скажешь, так и узнаю, Федор Алексеевич, — набрался терпения Тырков. — Последний раз я там для сбора денежной казны войску Михайлы Васильевича Скопина-Шуйского был. Года с три назад. А что такое?

— И-и-и-и, — щеки на узком лице Годунова пузырями вздулись и со смешком лопнули. — Был, а спрашиваешь. Там дороги в полный упадок пришли. Беспутица безпролазная. К тому же лишний крюк придется делать. Дорогое время на этом потеряем.

— А нам выбирать особо не из чего. Либо через Пермь идти, либо северным путем — через Соль-Вычегодскую, Устюг Великий и Тотьму с Вологдой. Но это крюк куда дальше пермского. И разбоев на нем больше случается. Ты-то сам, Федор Алексеевич, что предлагаешь?

— А то и предлагаю, чтобы из Соли-Камской прямо на Вятку идти!

— Очень уж опасно через глухие места гусем пускаться. Сам представь: растянется обоз по черному лесу, а разбойные шиши тут как тут. И заблудиться в малоезжих местах проще простого. Время на этом потерять можно куда больше, чем выиграть. Не зря говорится: в объезд, так к обеду, а прямо, так, дай бог, к ночи поспеешь.

— Сказать все можно, Василей Фомич, а только ты мое мнение не отбрасывай! — потребовал Годунов. — Ведь договорились на равных дела решать. А на твою присказку другая есть: волков бояться — в лес не ходить.

— Да я вроде не из пугливых, — сопнул рваной ноздрей Тырков и пообещал: — Ладно, Федор Алексеевич. Но я сперва все же со знающими людьми посоветуюсь, — и отправился к проводнику.

— Это не беда, что прямой дороги до Хлынова[55]нет, — неожиданно для Тыркова поддержал предложение Годунова тот. — Зато перемежных хватает. С одной на другую недолго переступить. Что до разбоев, то они обычно у больших дорог случаются. Там есть чем поживиться. А тут угол тихий. Погостов мало, все больше починки в один-два двора. С них сильно не разживешься. Новоселы-то люди незажиточные. К ним через дебри тащиться — только ноги напрасно бить. Так что особо бояться на этом пути нечего. Там если и бывали стычки, то между соседями, не дальше.

— А где лучше Каму перейти, чтобы на прямой путь, не петляя, стать?

— У Соли-Камской, где же еще? На этой стороне топлива для варки соли перестало хватать, так его теперь из забережья возят. Вот и удлинили там прежнюю дорогу. Плотбище тоже подновили. Переправа надежная, можешь не сомневаться…

Но колесник Харлам Гришаков, с которым Тырков перебеседовал следом, предложил пересечь Каму напротив срубленного на правом ее берегу Усолья. Оттуда-де путь через Орел-городок в Кудымкар и дальше через Вятский погост в Хлынов ляжет. Он короче и наезженней объездных дорог.