Пять шагов, и он вошел в залу, освещая ее полумрак лампой, и увидал, что за большим столом, за которым пиры проходят, в самом его начале свеча горит и две женщины сидят. Он сразу понял, что это жена его и госпожа Ланге.

— Добрый вечер, госпожи мои, — сказал он, подходя к столу.

И одна, и другая, смотрели на него едва ли не с ужасом. Жена силилась улыбнуться ему, а госпожа Ланге так окаменела лицом, будто приведение увидала.

— Добрый вечер, супруг мой, — отвечала Элеонора, голос потеряв.

— Отчего же вы не спите, на дворе ночь давно? — поинтересовался он, садясь к ним за стол без приглашения.

— Не спится, — тихо ответила его жена.

— Служанка сказала, что вы по нужде вдвоем пошли. Не хвораете ли вы?

Сразу в глаза ему бросилось, что среди блюд с закусками и сладостями стоит четыре бокала. Он поставил свою лампу и взял один из бокалов, заглянул в него, понюхал — сладкое вино.

— Дура она, — пыталась улыбнуться Элеонора. — В покоях жара, окна не открыть, комары летят. Не спалось мне, решила вина выпить.

А Волков, слушая ее, все чей-то бокал в руке крутит.

— И с кем вы пили?

— С братом, — сразу ответила Элеонора Августа, еще и так сразу, как будто придумала ответ и ждала, когда спросят.

— Молодой граф с вами был? — не очень-то верилось Волкову.

Вовсе не похож наследник титула на того, кто вот так запросто будет по ночам сидеть с сестрой и пить вино.

— Нет, с младшим, с Дирком фон Гебенбургом.

Волков его, конечно, видел пару раз, то был мальчишка семнадцати лет, беспечный и наглый, как и положено избалованному младшему сыну графа.

Он встал и повернулся к госпоже Ланге, навис над ней, так что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза, а он спросил:

— А тут четыре бокала, кто же еще был с вами?

А рыжая красавица свои зеленые глаза косит на Элеонору и не отвечает ему, кажется, так ей страшно, что дышит она часто и только носом. Волнуется.

— Господин мой, — Элеонора Августа встала и подошла к нему, взяла под руку, — то был друг брата моего, что гостит у него сейчас.

— Друг брата? — переспросил Волков, но на жену не смотрит, продолжает смотреть на госпожу Ланге.

— Муж мой, — волнуясь, говорила дочь графа, — поздно уже, не время расспросов, пойдемте в покои, спать я желаю.

Он взглянул на нее и сказал:

— И то верно, пойдемте, — ответил он, беря лампу со стола.

А госпожа Ланге осталась сидеть за столом, как в оцепенении каком-то, только когда Волков выходил уже из залы, он на нее поворотился. И та смотрела ему вслед. И хоть и света было мало, но в лице ее он опять увидал страх.

Когда он лег, жена, разбудив служанку, разделась быстро и пришла к нему. И пришла, сняв с себя все одежды. Первый раз пришла совсем нагой. Легла рядом, чтобы касаться его и спросила:

— Супруг мой, желаете ли брать меня сегодня?

— Нет, — ответил он, — трое суток в седле, устал, и хворь донимает.

— Как досадно, — сказала жена.

А он ей не сказал более ничего.

Врал он, не донимала его уже хворь, усталость ушла, следа не оставив. Просто ярость клокотала в нем. Такая ярость, что на поединок выходи. Хоть за меч берись. Эта ярость не давала ему уснуть еще долго, даже когда супруга его уже спала, он все думал и думал о том, что жена ему врала, в каждом своем слове врала.

И что там, где звенели струны и лилось вино, вовсе не брат ее сидел с ней за столом.

Всякий раз, когда его корпорации в виде добычи доставались книги, сослуживцы несли их ему. Он, хоть и молод был, но уже тогда понимал, что книги дорого стоят, только покупателя надо подождать. Он, конечно, найдется, но не сразу. А у солдат времени на ожидание нет, девки и вино ждать не могут.

Вот он и покупал у товарищей книги, иногда и за бесценок. Порой и не хотел, но товарищи предлагали такую хорошую цену, что он соглашался отдать последние гроши, но книгу забирал.

Тогда-то он и стал понемногу их читать. И даже одно время стал увлекаться рыцарскими романами. Потом, правда, продал собранную коллекцию книготорговцу, простому солдату не так уж и легко таскать с собой книги. В ротных обозных телегах места и для нужных вещей всегда не хватало, а тут книги.

В общем, еще в молодости он уяснил из куртуазных романов, что ревнивые мужья всегда выглядят дураками. Да к тому же домашними деспотами, бессильными истериками, а как доходило до дела, так еще и трусами. Никогда, если у благородной дамы был муж, никогда он не был в романах достойным человеком, а всегда был посмешищем и ничтожеством. В лучшем случае трусливым, но хитрым подлецом.

Ни посмешищем, ни ничтожеством Волков быть не желал. А трусливым он и не был. Утром, как ему ни хотелось, как его ни разжигало, он не задал жене ни единого вопроса касательно вчерашней ночи. Он был вежлив и учтив, но не более.

А вот Элеонора Августа за завтраком была говорлива и внимательна к нему так, как была только до свадьбы, на балу.

Бригитт Ланге тоже присутствовала за завтраком. Слушая свою все время говорящую жену, он то и дело бросал взгляд на рыжеволосую женщину. Та все время завтрака молчала, сказала едва ли десяток слов. А когда он смотрел на нее, так отводила сразу глаза и смотрела в тарелку.

Заканчивая завтрак, Волков сказал:

— Госпожа моя, полагаю, лучше будет для вас вернуться в поместье.

— Как пожелаете, мой супруг, — отвечала Элеонора Августа и кланялась с показным и фальшивым смирением.

Волкову это было противно видеть, но он ничего не сказал. Только улыбался ей такой же притворной улыбкой.

— Супруг мой, — произнесла она, — а вы разве со мной не поедете?

— Нет, еду в Мален, к тестю, он там, у меня к нему дело.

— Может, мне с вами поехать? — Предложила жена.

— Нет, — твердо и уже без всяких улыбок сказал кавалер, — езжайте в поместье, жена моя.

— Как пожелаете, — Элеонора Августа снова поклонилась.

Кавалер смотрел на эту не очень-то красивую женщину. Как хорошо было бы вот так просто сейчас встать подойти к ней, взять ее за горло и задушить. Он бы задушил ее левой рукой, рукой, которая после многих травм была слабее правой, душил бы левой, чтобы душить ее подольше. Чтобы не сразу умерла. Других чувств к этой женщине он сейчас не испытывал.

Но еще ночью, бесконечной этой ночью, лежа рядом с этой женщиной, он решил не горячиться. Сначала нужно было все выяснить, узнать правду. А еще нужно было посоветоваться с епископом. А уже потом принимать решение.

А Бригитт, подруга ее, так и сидела, уткнувшись в тарелку и не произнося ни слова, словно это она в чем-то провинилась. Это еще больше укрепляло Волкова в его подозрениях.