Внезапно ей захотелось в очередной раз подразнить Лося; сорвать ему торжественный романтик, превратить все в спонтанную и веселую страсть, и она, попискивая от предвкушения и озорства, распирающего ее, двинула в ванную.

Анька, раздевшись, осталась в красивом белье, кружевном поясочке и в чулках, так как ей очень хотелось порадовать Лося. Скоро после начала совместного проживания выяснилось, что Лось очень — до трясучки и поскуливания, — падок на красивое белье намного больше, чем на откровенно обнаженное тело. Ему нравилось разглядывать Аньку, поглаживать ее бока, обтянутые кружевными эротичными вещичками, стаскивать зубами тоненькие полупрозрачные трусики, прихватывая ее розовенький гладенький лобок губами, — и нарочно не снимать чулки, нарочно оставлять Аньку в них, сжимать в момент наивысшего наслаждения ее бедра, обтянутые кружевными резинками.

Неслышно ступая мягкими лапками, на цыпочках, повизгивая от восторга, Анька пробралась в ванную комнату — подглядывать. Лось, мурлыкая под нос песенку, запершись в душевой кабине, наполненной паром и брызгами, ополаскивал волосы, фыркая как морж, стряхивая с плеч воду. Некоторое время Анька, прижавшись щекой к стене, наблюдала за ним, вслушиваясь в песенку, которую Лось пытался изобразить своим неподдающимся голосом, и с превеликим трудом узнала в лосином мычании серенаду, которую пел Эду.

У Лося был приятный, глубокий баритон, но при этом абсолютное отсутствие слуха, и в ноты он попадал очень редко. Зато присутствовало желание петь, его было хоть отбавляй, и Лось повторял немудреные слова песенки с большим энтузиазмом. Наверное, позже хотел спеть ей, Аньке.

— Mi dulce belleza, — ворчал Лось, изображая пение, и Анька со смеху покатывалась, глядя, как Лось при этом энергично трет пеной свои уши.

Само по себе действие это было абсолютно рядовым и ничем не примечательным, но Анька отчего-то умилилась, наблюдая за Лосем. Именно сейчас, когда вместо продолжения официоза и обязательного романтичного ужина она получила вот эти неуклюжие песнопения, ей стало абсолютно ясно, что Лось теперь ее — от макушки и до пяток, — и эта уютная домашняя сцена всего лишь одна из многих, которые ей еще предстоит увидеть.

— Ло-осик, — голосом русалки-соблазнительницы позвала она, вдоволь наслушавшись его грубых арий, налюбовавшись игрой мышц на его спине и царапаясь в запотевшие прозрачные стенки душа, — хочешь, я потру тебе спинку?!

Лось, энергично отряхнувшись, приоткрыл душевую, взглянул на Аньку, весьма игриво демонстрирующую ему кружевное белоснежное великолепие.

— Отдохнула? — спросил он, сияя улыбкой. — Я уже думал, что ты уснула до утра.

— Не-е-ет, не до утра! У нас же первая брачная ночь сегодня! И как же без нее? Все эти недели тренировок насмарку? Как тебе твой бонус на сегодняшнюю ночь? — повернувшись к Лосю задом и заводя руки за спину, чтоб расстегнуть беленький лифчик, поинтересовалась Анька. — Смотри, как красиво!

Она нарочито медленно расстегнула застежку, разъединив пару блестящих крючочков, притворно стыдливо и неторопливо столкнула с плеч тоненькие белые бретельки, и кружевной лифчик упал к ее ногам под вздох Лося, следящего за каждым ее движением.

— Я думал, ты подождешь меня в постели, — заметил Лось, внимательно и жадно наблюдая за тем, как Анька призывно вертит жопкой — нарочно вне зоны его досягаемости, поддразнивая. — И я с тебя все сниму…

— Или не станешь снимать? — невинно поинтересовалась Анька, оборачиваясь к Лосю и прикрывая грудь руками, не позволяя ему увидеть вожделенные остренькие сосочки. Лось прищурился, оценивая увиденное:

— Или не стану, — согласился он. — Подай мне полотенце, пожалуйста.

Его голос был таким будничным, ровным и спокойным, что Анька позабыла, с кем разговаривает и, не ожидая подвоха, послушно шагнула к нему, протягивая белое махровое полотенце.

Вмиг горячие руки обхватили ее, и визжащая Анька была втянута в душевую кабину, под горячий душ, который мгновенно превратил ее свадебную прическу в насквозь мокрые пряди, уныло повисшие вдоль лица, и сделал ее невесомое белое белье тяжелым и неприятным.

— Лось! — верещала Анька, трепыхаясь в его руках и визжа. — Нельзя! Перегреваться! Мне!

Возбужденно сопя, Лось послушно повернул переключатель, и на его раскрасневшуюся кожу хлынули прохладные звенящие струи. Прижав горячим телом Аньку к прозрачной пластиковой стенке, Лось сжимал девушку, целуя ее протестующие губы, забираясь коварными жадными руками в ее трусики.

— Лось, ты все испортил, — между парой поцелуев возмутилась Анька, совсем позабыв, что сама хотела пошалить.

— Не-а, — просопел Лось, склоняясь и чувствительно прихватывая губами ставшие таким чувствительными соски девушки. — Моя. Моя. Хочу тебя.

До этого Лось не выражал свое желание словами, но сегодня, видимо, был особый случай, если он произнес это вслух, а затем, не церемонясь, просто варварски, стащил с мокрой Аньки мокрые красивые трусики и, даже не удосужившись насладиться их красотой, опустившись перед ней на колени, так же варварски грубо и нетерпеливо заставил ее развести ноги в разные стороны.

— А-а-а-у-у! — завопила Анька, когда он обхватил ее влажные бедра горячими ладонями и прижался жадным ртом к ее животу, а затем ниже, к розовому треугольнику между ее расставленных дрожащих ног. — Лось… А-а-а!

Он не слушал ее; прижав, распластав изнемогающую девушку на прозрачной стенке душа, он целовал и целовал ее мокрое лоно, ласкал его языком, и Аньке казалось, что даже прохладные струи не смывают жара желания с ее кожи. Она запустила ноготки в мокрые волосы мужчины, не отдавая себе отчета в том, что прижимает его к себе все сильнее, поощряя его жестокие ласки, и блаженно откинулась на стенку, поскуливая от удовольствия.

Поддерживая ее под бедра, мужчина заставил Аньку закинуть ноги ему на плечи — сначала одну, потом другую, — и продолжил свою беспощадную, страстную ласку, свои жадные поцелуи, по очереди введя в узкое лоно девушки большие пальцы и осторожно массируя ее изнутри, до хриплых криков, до тонкой дрожи бедер, которую Анька была бы рада скрыть, но у нее не получалось.

Анька металась, упираясь спиной и цепляясь ладонями за скользкие стенки, прохладные струи змеились по ее коже, по лицу, по раскрытым жадным губам, хватающим воздух вперемежку с водой. Все ее существо пульсировало в такт неспешным ласкам, девушка то беспомощно вскрикивала, балансируя на грани ослепительного удовольствия, то жадно двигала бедрами, совершенно откровенно требуя своей порции наслаждения, плавясь от страсти под прохладным душем.

— Пожа-а-алуйста! — провыла она, чуть не плача, когда в очередной раз Лось просто отстранился, ощущая пальцами мягкое сокращение ее тела, предвещающее развязку. — Возьми меня! Пожалуйста! Пожалуйста!

— Хочешь меня? — жарко произнес он, больно куснув ее за мягкую внутреннюю строну бедра, помечая красным пятном свою женщину, свою самку, и Анька затрепетала, схваченная его сильными руками. — Хочешь?