Писатель вернулся домой, подсел к столу, взял чистый лист бумаги и принялся набрасывать план нового романа.

— Жена, — крикнул он в соседнюю комнату, — ты слышала, Берз пропал! Это ж черт знает что, я об этом собираюсь написать роман. Прекрасная тема для детектива. Только помоги придумать имена героям.

— Что ты говоришь! — воскликнула жена, вбегая к мужу в кабинет, забыв при этом на столе в соседней комнате горячий утюг на платье, которое гладила. — Берз пропал? Быть не может.

— Говорю тебе — пропал! Вместе с машиной.

— Бедная Эдите, — со вздохом молвила жена писателя и, опустившись на тахту, сложила руки на коленях. — Как она это вынесет?

— Вот-вот, — сказал писатель, — об том-то я и собираюсь написать. Но что это запахло паленым?

Так исчезновение Берза неожиданно ударило по семейному бюджету писателя, — платье было дорогое, всякая починка исключалась.

Но писатель тут же позабыл о неприятности, на него снизошло вдохновение, он обдумывал композицию романа. Нупат был отменным ценителем классической музыки и потому решил создать роман по принципу симфонии. Он продумал темы, их значение и развитие. Финалу полагалось быть трагическим, но с оптимистическим звучанием. Можно было также написать роман на манер концерта для рояля с оркестром. В трех частях.

Нупат поставил пластинку концерта для рояля с оркестром Рахманинова и принялся за работу.

Струга встретился и с писателем, но ничего дельного из разговора не вынес. Нупат был увлечен своим замыслом и не желал поступиться ни единой мыслью, ни единым словом. Отговорился тем, что ничего существенного рассказать не сможет, потому что с Берзом был знаком поверхностно, зато сам старался как можно подробнее выпытать у Струги о методах работы следователя, о том, как продвигается розыск, о новых обстоятельствах и фактах— одним словом, пытался только брать, ничего не давая взамен.

После недели усиленных поисков Струга заключил, что Берз действительно исчез, и к точно такому же выводу пришло и начальство Берза.

На внутриведомственном совещании слово предоставили товарищу Мазгадигу.

Товарищ Мазгадиг сделал краткое, но содержательное заявление. Он сказал, что, по его мнению и убеждению, вместо товарища Берза, пропавшей мастерской начальника (тут в речь товарища Мазгадига вкралась небольшая неточность, ибо пропал начальник, а не мастерская), что вместо него необходимо назначить товарища Ритманиса.

Товарищ Мазгадиг перечислил положительные и общественно полезные качества товарища Ритманиса, которые неизменно и неуклонно будут и впредь способствовать выполнению заказов на должном уровне, как того требует доброе имя архитектурной мастерской.

Поскольку этот вопрос вышестоящими инстанциями уже был рассмотрен, решен и одобрен, то и обсуждение вылилось в пустую формальность.

Все единодушно согласились с предложением товарища Мазгадига, и товарищ Ритманис был утвержден в повой должности. К его собственному удивлению — всего-навсего исполняющим обязанности.

Выходит, в вышестоящих инстанциях все еще верили, что Берз пропал не окончательно? Или же не верили в способности Ритманиса? Как бы то ни было на следующий день Ритманис принял бразды правления и круглую печать.

Разумеется, иного поворота в мастерской никто и не ждал. По знанию дела, расторопности, умению администрировать товарищ Ритманис прочно удерживал второе место и буквально шел по пятам за Берзом, надеясь когда-нибудь обойти своего начальника, и наконец момент этот настал.

Ритманис терпеливо ждал своего часа, будучи на целых два месяца моложе, и вот дождался. Человек по натуре замкнутый, Ритманис был не из тех, кто открыто проявляет свои чувства. Ночь с воскресенья на понедельник он провел в постели бок о бок с женой, так что имел надежное алиби.

Ритманис был чист как стеклышко, весь насквозь прозрачный, и никаких подозрений на него, разумеется, не падало.

Для верности, правда, Струга проверил, где находился Ритманис в ночь с воскресенья на понедельник. При первой же встрече Ритманис чем-то не понравился Струге. Потому и проверил.

Уж слишком тот был угодлив. На лету подхватывал чужие слова. Открывал и закрывал за Стругой дверь. Желая испытать свое впечатление, Струга обронил в разговоре старую-престарую остроту, уже лет сто известную всей Риге. Ритманис чуть со смеху не помер — он, видите ли, впервые такое слышит, отличная шутка, надо взять на вооружение.

Струге было также известно, что с другими, особенно с сотрудниками архитектурной мастерской, Ритманис сдержан в обращении. Улыбка? Уж одно то событие, если Ритманис улыбнулся. Неожиданное заискивание перед сотрудником уголовного розыска показалось странным и необъяснимым.

Ритманис не высказал публично сожаления по поводу исчезновения своего шефа. Одно из двух: или он в глубине души был тому рад и не желал притворяться, или ему в самом деле была безразлична судьба Берза и он был озабочен лишь своей собственной судьбой.

Ритманис вступил в должность, точный, исполнительный, словно хронометр. Мастерская продолжала выполнять поступавшие заказы обычным порядком и в срок, так что для заказчиков смена руководства прошла незаметно.

Судя по разговорам, Ритманис никогда не ладил с Берзом. Между ними постоянно возникали трения, шла подспудная борьба, о чем знали все сотрудники. Кто-то не преминул об этом известить и Стругу. Очень странным всем показалось молчание Ритмаииса, он даже не удосужился выразить сочувствие Эдите. Не выбрал времени приехать к ней на званый вечер в пятницу. Убитая горем Эдите просто позабыла отменить приглашения, тем не менее Ритманис не должен был пренебречь визитом, таково было всеобщее мнение.

Поведение Ритманиса показалось подозрительным не только сотрудникам мастерской. «Быть может, я чересчур во власти эмоций, — раздумывал Струга. — Криминалистика была и остается наукой, я же обязан руководствоваться фактами, а не догадками, не досужими домыслами».

Материальное положение Ритманиса было вполне стабильно. Семейный бюджет составлял что-то около двухсот восьмидесяти рублей в месяц, считая и зарплату жены, она работала технологом на кондитерской фабрике. В семье один ребенок, девочка шести лет.

И все-таки Ритманис относился к тем людям, которым вечно чего-то не хватает, всегда они чем-то недовольны, всегда ищут возможность улучшить свое материальное благосостояние и в общем-то такие возможности находят.

Быть может, это и явилось одной из причин, почему его назначили лишь исполняющим обязанности, а не начальником?

Одним словом, Ритманис был деловит, но вся деловитость его давала себя знать и проявлялась в одном направлении — личного благополучия. Общественное благополучие он поддерживал ровно настолько, насколько оно поддерживало его личное благополучие. Он был человек себялюбивый.

Но кто ж из нас не себялюбив, раздумывал Струга. Разве я в своей работе не преследую личный и только потом общественный интерес? Прежде всего в работе я черпаю радость для себя.

Однако превратить работу только в источник дохода? Это представлялось не совсем этичным. Но, по сути