Мне вменялось в обязанность при остановках для пополнения паровоза топливом и водой доносить по селектору о состоянии «груза» начальнику транспортного управления НКВД, а он об этом будет информировать ГУКР Смерш.

Румын на станцию Бельцы доставил армейский конвой. Старший работник штаба фронта генерал-майор Захаров попросил, чтобы этим же поездом следовать в Москву: у него там семья, которую он давно не видел, а ему предоставили недельный отпуск. Я не стал возражать. Захаров мне рассказал, что в пути следования он ехал с И. Антонеску, но с ним почти не разговаривал. Остальные четверо румын находились в двух других легковых машинах. Вели себя они в дороге крайне настороженно.

Кроме прочего, оказывается, им было сказано, что их «везут в Москву на переговоры об условиях перемирия». Для меня эти слова стали неким ориентиром, как к ним относиться в пути.

…Захаров распорядился выводить из машин задержанных. Наш переводчик предложил им почиститься и принять душ. Все, кроме министра иностранных дел М. Антонеску, промолчали, а он отозвался на это с благодарностью. Я отдал распоряжение, и капитан Котов повел их в душ. Затем «подопечные» были размещены в спальном вагоне. Мы расположили в купе по одному румыну и нашему оперработнику, а для И. Антонеску, переводчика и меня отвели два смежных купе с внутренней дверью…

В Москву прибыли вечером. Нас встретили руководящие работники ГУКР Смерш. Своих «подопечных» мы доставили на одну из дач в Подмосковье. Затем ночью я был принят заместителем начальника ГУКР генерал- лейтенантом Н. Н. Селивановским, которому доложил о поведении румын в пути…

А в 4 часа утра о доставке в Москву клики Антонеску было доложено Сталину».

Следует заметить, что в числе арестованных были: начальник разведывательного центра «Н» 2-й секции румынского генштаба Батезату, заместитель начальника разведывательного центра № 2 «специальной службы информации» Румынии Шербанеску, резидент германской разведки немец Штиллер, резидент гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле-Вена» Царану и другие высокопоставленные функционеры армии и спецслужб Румынии.

Надо отметить, что органами Смерша было установлено, что германская и румынская разведки активно использовали для шпионской работы против Красной армии белогвардейцев и участников различных зарубежных антисоветских организаций.

В Бухаресте после ареста и отправки Антонеску в СССР было арестовано 99 участников этих организаций. Всего на 15 ноября 1944 года в результате зачистки освобожденной территории в полосе действия 3-го Украинского УКР Смерш фронта были арестованы 794 сотрудника и агента разведки и контрразведки противника.

Летом 1944 года, когда наши войска вели бои за освобождение Польши, я был начальником Особого отдела 47-й гвардейской стрелковой дивизии. Конечно, противник тогда пытался предпринять всяческие меры, чтобы задержать наше продвижение, в том числе путем совершения диверсий на коммуникациях. Кое-что, надо признаться, ему удавалось сделать. Вот почему из управления Смерш 1-го Белорусского фронта нам было передано указание сосредоточить главное внимание на противодиверсионной деятельности. Хотя мы и раньше уделяли ей внимание. Но с такой остротой вопрос не ставился.

Дивизия к этому времени дислоцировалась в районе Люблина — принимала пополнение, готовилась к броску на Вислу. Вместе с командиром соединения гвардии генерал- майором Василием Минаевичем Шугаевым мы проработали маршрут — полосу наступления, определили согласно ориентировкам и нашим разведданным, где имеются разведывательные подразделения противника, карательные части, какие объекты в нашем тылу могут быть выбраны немцами для совершения диверсий.

Мы выделили пять таких уязвимых мест, в том числе железнодорожный узел, по которому шел основной поток грузов для готовящейся наступательной операции. В эти населенные пункты были направлены оперативные группы по 7-10 человек во главе с оперативным работником, чтобы скрытно вести наблюдение за объектом, а в случае появления подозрительных лиц разбираться, не являются ли они диверсантами.

Группу, направленную к тому самому важному железнодорожному узлу, возглавлял старший оперуполномоченный капитан Голубцов. Один или два человека в ней были военнослужащие из Смерша, остальные — из разведывательного подразделения полка.

Довольно скоро в районе объекта, наблюдаемого Голубцовым, появилась дрезина, а в ней — офицер. Его, конечно, остановили, попросили предъявить документы. Офицер без всяких лишних вопросов предъявил все положенные документы, в том числе и командировочное предписание за подписью начальника штаба фронта. Это был представитель железнодорожных войск нашего 1-го Белорусского фронта, который ехал на узел, чтобы определить, насколько он подготовлен к приему большого количества боеприпасов и других грузов для наступающей группировки.

Хотя документы сомнений не вызывали, но Голубцов заколебался, обратив внимание на одно обстоятельство: в ориентировке, которую мы получили, наряду с другими признаками экипировки диверсантов фигурировал ранец. У этого офицера как раз и был ранец. Это вызвало подозрение, но так как все остальное было в полном порядке, то железнодорожника пропустили следовать по назначению. Однако Голубцов посчитал нелишним доложить мне об этой встрече…

А буквально на следующий день в этот же самый район прибыла группа из семи бойцов во главе с офицером. Эти люди имели задачу по сбору новых образцов немецкого вооружения в период наступления — этакая трофейная команда. Ее старший предъявил оперативному работнику документ за подписью начальника штаба фронта — требование, чтобы все командиры и начальники оказывали этой «трофейной команде» всяческую помощь в выполнении поставленной задачи. И офицер, и все его бойцы имели за спиной ранцы.

Нужно ли объяснять, что эта группа сразу же вызвала у капитана Голубцова подозрение? Но виду наш сотрудник, конечно, не подал. Поскольку же ему была высказана просьба о содействии, то он на нее охотно откликнулся.

— Хорошо, — сказал он. — Тут у нас недалеко штаб, я вас с ними свяжу, вы договоритесь, как будете действовать.

Посадил бойцов и командира на проходящую штабную машину и привел их всех ко мне в землянку. А так как он уже доложил мне насчет ранца у вчерашнего офицера, то у меня сразу же возникло подозрение, что с этими «трофейщиками» надо разобраться повнимательнее.

Сначала я попросил документы, и офицер охотно мне их предъявил — свое удостоверение, командировочное предписание, просьбу и указание начальника штаба фронта оказать помощь.

Когда я стал их просматривать, то сразу обнаружил отдельные подозрительные признаки, о которых говорилось в ориентировке. В частности, в удостоверении личности скрепки были нержавеющие (помните, у Богомолова «В августе 44-го» — там как раз об этом говорится), буквы некоторые написаны не так.

В общем, в конце концов, я обнаружил четыре подозрительных признака, и никаких сомнений, что это диверсанты, у меня не осталось.