Мы познакомились с Диной, когда той было два с половиной года. Вернее, познакомилась моя дочь, подбежав к хмурой малышке, сидящей и плачущей посреди песочницы, доверчиво улыбнулась той и, протянув ей лопатку, пролепетала: «Апай!», что в переводе на взрослый язык означало: «Копай».

Мое материнское сердце наполнилось гордостью: какая у меня добрая и отзывчивая девочка! Но в то же мгновение я поняла, что мой метод воспитания дал осечку. Теперь моя дочь сидела в песочнице и грязными руками размазывала по щекам горькие слезы обиды. Хмурая девочка возвышалась над ней и со знанием дела лупила моего ребенка по голове той самой лопаткой. Мой истошный вопль: «Что ты делаешь?!» – заставил обернуться грузную некрасивую тетку, до этого беззаботно лузгающую семечки на скамейке. Неожиданно быстро для своей комплекции она подскочила к песочнице, вытащила оттуда проказницу и отвесила той увесистую затрещину. Девочка захныкала и выронила лопатку.

– Извините, – буркнула тетка.

– Ничего страшного, – откликнулась я, больше не ощущая никакого раздражения по отношению к малышке, которая теперь жалобно пищала под мышкой у своей то ли бабушки, то ли няни (на маму тетка не тянула по возрасту). Я взглянула на свою уже совсем спокойную дочь и, обменявшись с ней все понимающими взглядами, подняла лопатку и снова протянула девочке: – Поиграй, если хочешь. Не дерись только.

Тетка поставила ребенка на землю и, убедившись в том, что ее подопечная сосредоточилась на лепке куличей, а не на членовредительстве, обратилась ко мне:

– Спасибочки вам! Вышли сегодня – все игрушки забыли. Совсем меня сборами за Можай загнала, – она кивнула на девчушку и скривилась. – Это не хочу надевать, то не буду. В этом не пойду, в сем не выйду. Пока выведешь – семь потов сойдет. Не до игрушек уже.

– Тяжело, – согласилась я, хотя на самом деле не очень-то верила в то, что двухлетний ребенок способен на слишком сильные выкрутасы. Моя дочь была послушным ангелом, и все дети на свете до этого момента представлялись мне такими же беззаботными созданиями. Я вознамерилась отойти к другой скамейке и открыть книгу, но тетка, видимо, углядев во мне родную душу, расставаться не пожелала.

– А у меня артрит, – вздохнула она. – Ни побегать за ней, ни поползать. А что делать? Дочь весь день на работе, а за этой глаз да глаз.

– Детский сад, – механически откликнулась я.

– Так жалко ведь, – шмыгнула носом тетка.

Я взглянула на песочницу, где, вооружившись нашей лопаткой, невоспитанная девчонка ломала куличи, сделанные другими детишками, и невольно подумала, что такую не жалко, но вслух подтвердила: «Жалко», чем окончательно завоевала расположение новой знакомой. Надо ли говорить о том, что почитать в тот день мне так и не удалось. К концу прогулки я уже знала, что девочку-хулиганку зовут Диной и она – то самое божеское наказание, отпущенное ее бабушке за то, что она когда-то смела жаловаться на поведение своей вполне послушной дочери. Они только что переехали. «Район у нас, конечно, ужасный, но зато в подъезде лифт и мусоропровод, а когда у тебя больные ноги, это особенно важно. Но, с другой стороны, легче было бы до помойки доковылять, чем за Динкой круги наматывать».

– Детский сад, – несколько раз мрачно повторяла я, размышляя о том, что ноги собственной матери я пожалела и устроилась на надомную работу. Вечером, уложив дочь, мы с мужем садились за переводы, отчаянно пытаясь не подводить издательство и сдавать работу в срок, чтобы очередная халтура не уплыла к кому-нибудь другому. Если бы я вышла на работу, доход семьи существенно б вырос, но у меня и мысли не возникало переложить заботы о ребенке на бабушку, хотя предложения, пусть и не слишком настойчивые, поступали. Я твердо решила отдать свою дочь в детский сад в три года, но, если бы у меня не было другого выхода, отдала бы и раньше, поэтому в совете моем не звучало ни грамма фальши.

– Пробовали, – отрезала тетка. – Жалко.

– Плачет? – посочувствовала я, глядя, как ловко Дина управляется с нашей лопаткой.

– Эта? – бабушка поджала губы. – Она орет. С утра до вечера. Встанет на подоконник и орет, как труба эта самая.

– Иерихонская?

– Во-во. А плачут от нее воспитательница и другие детишки. Пугаются они такого-то ору. Это хорошо, что ты ей лопатку дала, а то бы Динка и тут закатила. Что сделаешь? Возраст-то переходный.

Внезапное панибратство меня покоробило, но заявление о переходном возрасте заставило остаться на месте и продолжить разговор. Я спросила скептически:

– Переходный?

– Он самый. К трем годам дело идет, вот и крутят ее бесы. А твоей сколько?

– Уже три.

– Ну, значит, ты меня понимаешь.

Я не понимала, но промолчала. Боялась сглазить. Да и хвастаться отменным послушанием ребенка казалось почему-то неприличным. Я, конечно, слышала о проблемах воспитания, но Аленка своим замечательным поведением ухитрилась меня от них избавить. Тем не менее я понимала, что большинство людей все же не могут с этим не столкнуться, и снова не стала спорить:

– Понимаю.

– Ладно. Как-нибудь поболтаем еще, – новая знакомая похлопала меня по плечу, будто товарища по несчастью, и, повернувшись к песочнице, гаркнула что есть силы: – Динка, домой!

И тут началось представление. Капризные дети, пытаясь настоять на своем, обычно закатывают истерики: кричат и плачут, сучат ногами, заходятся в рыданиях и умоляют о невозможном. Ничего такого Дина не сделала. Она внимательно посмотрела на бабушку, стукнула лопаткой по дереву и четко произнесла: «Нет!»

– Как это «нет»? Ты что такое говоришь?! – И полушепотом мне: – Все. Пиши пропало.

– Нет! – громко повторил ребенок и отвернулся к куличам, потеряв к бабушке и ее приказанию всякий интерес.

Следующие пятнадцать минут бабушка просила, грозила и уговаривала. Безрезультатно. Потеряв терпение (моя новая знакомая продержалась гораздо дольше, чем смогла бы я), она подхватила внучку на руки и со всех ног побежала с площадки. Очевидно, ей было стыдно. Девочка вырывалась и извивалась, колотила бабушку кулаками и пыталась укусить. Оценив же неравенство сил, она открыла рот, и все присутствующие на площадке смогли оценить звук, что заставлял рыдать горючими слезами воспитательницу детского сада. Дина с бабушкой скрылись за углом дома, а в ушах все еще звенели вопли ребенка. Тут же последовали обсуждения.

– Нет, вы видели?! – дернула плечом моя подружка Машка. Ее пятилетний Данька тоже был горазд на истерики, но до такого ему было далеко.

– Ужас!

– Кошмар!

– Безобразие!

Я полностью поддерживала всеобщее возмущение. С моих губ даже было готово сорваться нечто похожее, но вместо этого они почему-то умиротворяюще произнесли:

– Да ладно вам. Может, просто возраст?

– Какой еще возраст?! – подбоченилась Машка.