Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты побоялась его присваивать, чтобы не лезть в запретное. Ты легко бы узнала, что он что-то скрывает… либо не скрывает, как повезет. И вот ты поступила честно, — он снова ухмыльнулся, — а он не сказал такой важной вещи о себе. Впрочем, ты не спрашивала…
Сашка молчала, оглушенная.
х х х
Ее представления о мире как материальном, управляемом физическими законами пространстве рухнули давным-давно, после первой же встречи с Фаритом Коженниковым. Теперь обрушились ее представления о людях и о самой себе.
Единственный вопрос сейчас казался ей важнее жизни: она с самого начала ошиблась в Ярославе — или Фарит подменил реальность?
Был ли Ярослав женат, когда они вместе бродили по улочкам Торпы, когда он впервые открыл перед ней дверь своего дома? Знал ли он в новогоднюю ночь, обнимая Сашку, что где-то сидят под елкой две его маленькие дочки? И почему, раз уж так сложилась судьба, — почему он ни слова не сказал о своей прошлой семье… да и прошлой ли?
В шестнадцать лет Сашка больше всего на свете боялась потерять маму, и этот страх привел ее в Торпу и заставил учиться через силу, через «не могу». Отдалившись от Сашки, сделавшись «грамматически чужой», мама оказалась в безопасности — насколько это возможно. Но появился Ярослав и заполнил Сашкины мысли, и внезапная смерть грозила теперь ему: птицей, влетевшей в турбину, или смертельной болезнью, или бомбой террориста в далеком аэропорту. И Сашка снова училась через «не могу», и была горящим домом, изменила судьбу Антона Павловича и поверила, что ушла из-под власти вечного страха.
Сашка готовила себя к большему. Она была уверена, что к моменту, когда Фарит пожелает убить Ярослава, она научится подхватывать самолеты в воздухе, отменять мутации клетки и обезвреживать бомбы. Но Фарит убил Ярослава, изменив его прошлое, и с этим Сашка ничего не могла поделать. Фарит подменил пилота Григорьева, как в преданиях нечистая сила подменяла младенцев в колыбели, и вместо любимого человека появился чужой.
Но что, если Фарит никого не подменял? Если это была свободная воля Ярослава, его поступки, его выбор, а Фарит просто подкинул Сашке недостающую информацию?!
«Теперь иди, исправляй», — сказал Фарит, отлично зная, что исправить не удастся. Можно повернуть вспять какую угодно катастрофу, если только это не осознанный человеческий поступок. Свобода — вечный источник зла.
— Ярослав был, просто теперь его нету, — бормотала Сашка, бродя по заснеженным улицам Торпы. — Но он был… Я ведь не дурочка, я бы распознала вранье…
Или не распознала бы?! Сашка вспомнила ни с того ни с сего, как под Новый год на первом курсе наткнулась на Костю и Женю, познающих радости подросткового секса под гардеробной стойкой. После той картины ей сделалось трудно доверять кому-то, но она все равно доверяла — с упорством, достойным лучшего применения…
Она остановилась, по колено в снегу, в чьем-то палисаднике. Допустим, Ярослав почему-то не сказал, что женат и с детьми. Но есть ведь еще Антон Павлович! В той реальности у него не было невестки и внучек? Или он был уверен, что Сашке незачем знать… мелкие подробности?
Она вспоминала слова старика, и паузы в разговорах, и его взгляды, и с ужасом находила все больше доказательств: Антон Павлович все знал. И знал, что Сашка понятия не имеет. И молчал, считая это нормальным; Сашка потеряла не только Ярослава, она заново потеряла семью. Хотя все, казалось бы, живы.
К утру, промокнув в сугробах, набрав полные ботинки снега, Сашка поскользнулась на обочине и упала, да так, что слезы брызнули из глаз. С трудом поднялась, растирая колено, и увидела при свете боли, как в луче прожектора: Ярослав лгал ей с самого начала, а Сашка придумала его, идеального, и позволила себе обмануться.
Мягко падал снег. Поднимались дымы над черепичными крышами. Горели фонари, светились окна, и за каждым окном шла повседневная, кропотливая жизнь. Тени когда-то сказанных слов, затертых, не прозвучавших, начинали в темноте свой новый день, бессмысленный и закольцованный. Рыхлое время напоминало лягушачью икру. Сашка стояла в сугробе, впуская в себя новое знание о мире.
А стоит ли так нервничать, хлопали двери подъездов. Как можно сравнивать страшные вещи, вроде пожара или автокатастрофы, с маленькой ложью — да что там, недостаточной откровенностью?
«Но я же сказала ему, что я Пароль, — подумала Сашка. — Я сказала даже это. А он промолчал».
Она запрыгнула с ногами на скамейку, вскочила на деревянную спинку, раскинула руки, удерживая равновесие. Три шага — столько длилась ее взлетная полоса, а потом скамейка ушла из-под ног и сделалась маленькой, будто игрушечной, далеко внизу. В два судорожных взмаха Сашка взлетела на уровень крыш, вырвалась на открытое пространство без проводов и антенн, здесь в полную силу развернула крылья и вошла в небо вертикально, стрелой. С ее ботинок срывались мокрые комья снега, тут же застывали сосульками, и подошва становилась шипастой, как орудие пытки.
Ледяной ветер забивал дыхание. В зените Сашка широко раскинула крылья и посмотрела вниз.
Очертания Торпы поплыли в сетке облаков и обернулись страницей огромного словаря-активатора. Сашка увидела, что этот город — всего лишь фраза, сложносочиненное предложение, и запятую легко переставить.
…Если бы Костя знал, что их с Женькой интрижка обернется провалом на зачете, — он испугался и поступил бы по-другому. Если бы Ярослав предполагал, что его обман откроется и Сашка не простит, — он испугался и не стал бы лгать. Фарит был абсолютно, нечеловечески прав, и у него с Сашкой гораздо больше общего, чем у Сашки и Кости, и Лизы, и Стерха. Сашка понимает Фарита — но никогда не сможет понять Ярослава.
…А ведь Фарит давным-давно говорил ей, и повторял, а она не понимала, не готова была понять. Слова путешествовали, как свет далекой звезды, чтобы сейчас добраться до ее сознания: страх формирует реальность.
Сашка замерла в небе над центральной площадью — в том месте, где помещался бы флюгер городской ратуши, если бы в Торпе была такая башня. Посмотрела вниз. Из-за угла, трусливо притормаживая на скользкой дороге, выехала желтая машина такси; Сашка увидела сверху ее траекторию, как если бы машина существовала одновременно во всех точках своего маршрута. Почему, отрабатывая схемы Физрука, Сашка всегда пыталась предотвратить катастрофу? Это все равно, что засыпать песком чудесные колодцы, полные живительного, энергичного, созидающего кошмара.
Не удержалась на льду внесезонная покрышка. Слишком резко повернулся руль, и узел реальности сплелся по-другому. Красивее, ярче. Рельефнее. Заскрежетала, сминаясь, жесть, осыпались стекла и фары, но желтая машина такси только начинала свой путь — кувырком. По крутой улице вниз. Разбивая все, что встретится по дороге, запутывая чужие вероятности, меняя многие жизни — веером.
Там, внизу, началось движение — потекла информация. Мелкие проекции смыслов выстроились цепочками, как опилки в поле действия магнита. Кристаллики страха переплавились в символы, вплелись в ткань реальности вокруг Сашки, и она в который раз почувствовала, как меняется изнутри.