вслед за Дарьей Семёновной, которая, кстати, никакой альбом доставать даже и не собирается, в окно смотрит и мыслям своим мечтательно улыбается. Поняла, что нас нарочно спровадили. Ох, лисица...

Переведя дыхание, прислоняюсь спиной к стене и, заглянув в папку, не удерживаюсь от нервного смешка. В ней соглашение о расторжении договора арендатором. У меня есть свой угол! Свой собственный угол! Кончились мои скитания, теперь заживу, как когда-то мечтала. В родных стенах, в родном дворе! Только чай придется пить в одиночестве. Бес хоть и пытается вину загладить, у него теперь своя жизнь. И от истины этой такой тоской веет, что съезжаю по стенке, рот зажимая ладонью. Видит Бог, я ему благодарна, но Антон по-прежнему причиняет мне боль. Что бы он ни делал, я только глубже погружаюсь в свой персональный ад.

С кухни уже некоторое время раздаются звуки непонятной возни, надеюсь, парни её не разнесут. Мите-то терять нечего, вся надежда на Беса. Заслышав звук открываемой двери, Шанс срывается из своего убежища, под хозяйской кроватью, и заливисто лая, бросается в прихожую. Это что-то новенькое, героизм в нём пробудился что ли?

– Хищник.

– Вы о чём? – Я непонимающе кошусь в сторону Дарьи Семёновны, умиротворённо потирающей подбородок, под шум захлопываемой двери.

– Парень говорю хороший, прямо смотрит, в самую душу. А белобрысый твой пропащий, озирается, как ни глянь. Типичная жертва. Ты главное, Кира, с выбором не прогадай.

– А нет никакого выбора, – шепчу, прислоняясь лбом к оконному стеклу.

Спустя четверть часа, мигая сиреной, приезжает вызванная кем-то машина скорой помощи, а следом наряд полиции, и тот факт, что я всё это время неподвижно стою на месте вовсе не обоснован моим равнодушием. Я прекрасно осознаю, что парни вышли не о погоде поговорить, знаю, как они друг друга ненавидят, но вмешиваться всё равно не хочу. Я устала от боли, от крови, от жестокости. Покой – единственное что мне сейчас нужно. Последнюю неделю я прожила как на автопилоте, а сейчас, онемевшие чувства потихоньку отмерзают, ранимые и восприимчивые ко всему, как обнажённый нерв. Пережитое не прошло бесследно, и если травмы физические постепенно сходят на нет, то психика продолжает колебаться на грани. Слишком много потрясений ей пришлось перенести, иному на несколько жизней хватит.

Тем не менее, мне не всё равно, что сейчас с Бесом. Я жадно вглядываюсь в тело лежащего на носилках мужчины. Вот санитары проносят его под фонарем, и сердце пропускает удар – волосы недвижимого парня тёмным пятном выделяются на белоснежном подголовнике. Зажав двумя руками рот, пытаюсь игнорировать подкашивающую ноги слабость. Антон сильный. С ним не может ничего случится. Только не с ним...

Глава 25

Едва носилки с пострадавшим исчезают в недрах кареты скорой помощи, сотрудники полиции выводят из подъезда второго парня. Он сильно пошатывается, безвольно опустив голову, но, по крайней мере, идёт на своих двоих, и волосы у него чернее ночи. Проклятые сумерки! Это Антон. И пальто, небрежно накинутое на плечи тоже его, а Митя кровью перемазан был, вот я и ошиблась. Следом за облегчением приходит тревога совсем иного рода – Беса теперь должно быть арестуют. Прильнув к окну, я коршуном слежу за каждым их жестом. Вот они о чём-то спорят, Антон кому-то звонит, снова что-то выясняют, при всём при этом, в машину никто не садится, только курят и ходят кругами, вокруг присевшего прямо на капот своего авто Антона. Наконец, ещё минут через 10 подъезжает чёрный джип, из которого выходит солидный мужчина. Шишка какая-то, наверное, потому что остальные встают по стойке смирно и стоят в сторонке пока тот разговаривает с Бесом. Пожав руки, они расходятся. Мужчина и полицейские по своим машинам, а Антон назад к двери нашего подъезда.

– Я на минутку, – бросаю впавшей в задумчивость Дарье Семёновне и как есть, в платье и домашних тапочках выбегаю на лестничную клетку. Несмотря на спешку, в мои планы не входит кидаться ему на шею, всего лишь обменяться парочкой слов без свидетелей и поставить жирную точку в карте своей неизлечимой болезни по прозвищу Бес.

Обняв себя за плечи, всё-таки не лето, сажусь на корточки, опираясь спиной о холодную стену, и удовлетворённо улыбаюсь – бодрит. Я неспроста ничего на себя не накинула, так меньше вероятность задержаться дольше, чем нужно.

Заслышав приближение лифта, в нетерпении вскидываю голову. Сердце стучит намного быстрее, чем обычно, наверное так и должно быть, когда любимый человек находится где-то рядом. Особенно, если тебе приходится любить за двоих.

На днях я вкрутила новую лампочку и теперь, в её желтоватом свете могу реально оценить, как сильно досталось Антону. Неужели Митя оказался таким серьёзным противником?

– Твой бывший парень высоко ценит свою шкуру, пришлось немного прокатиться по ступенькам, надеюсь, ты на меня не в обиде? – хмурится он, неосознанно отвечая на мой вопрос. – Мне показалось, он и тебя утомил.

– Никакой он мне не парень, – отвечаю спокойно, растирая дрожащие плечи.

– Это хорошо, потому что он, кажется, лишился способности к размножению, да и фото в паспорте придется поменять. И всё же, зачем он приходил? Скажи... он тебя обидел? – вкрадчиво спрашивает Антон, накрывая меня своим пальто и подойдя вплотную, так же садится на корточки, а я запрокидываю голову, касаясь макушкой стены. Теперь наши лица так близко, что я могу видеть золотистые крапинки в его потемневших глазах и губами чувствовать тепло его дыхания.

– Нет, – слабо улыбнувшись, качаю головой. – Он всего лишь хотел скрыться у нас от полиции, мелкий шантаж, ничего серьёзного.

Знаю, что зарекалась лгать, но эта ложь во благо. Случившегося уже ничто не исправит, а вот месть может погубить самого Беса. Я слишком хорошо его знаю, и если он избил Митю до потери сознания, за дела давно минувших лет, то на что может пойти, узнав всю правду, даже думать не хочется.

– Больше он тебя не потревожит, – отзывается Бес, растягивая губы в блаженной улыбке и закрыв глаза, с жадностью вдыхает запах моих духов. – Так пахнет мой рай, Кира.

"А мой рай пахнет чьей-то кровью", всплывает в памяти старое сравнение, вызывая приступ щемящей боли. Ничего с тех пор не изменилось, что бы происходило, Бес неизменно остаётся единственным смыслом моей жизни. Это не правильно. Так не должно быть, нельзя становится заложником своих чувств, и всецело зависеть от чужой воли. Я