Смотрю на троицу, а они смотрят на меня: спокойно, едва ли не с любопытством, словно их ярость вдруг улетучилась. Взгляды у них не глупые, не злобные, просто недоумевающие. Мне мерещится, будто «bubbletea» даже хочет мне улыбнуться, и я пытаюсь улыбнуться в ответ, но не выходит – чувствую, что мне не хватает сил. «Y» поднимает с асфальта бумажник, с удивлением смотрит на него и роняет. Они бросаются бежать. Я смотрю им вслед, пока они не исчезают за углом.

Парень, скорчившийся у моих ног, начинает шевелиться. Распрямляется, постанывая, вытягивает руки, поворачивается, пытается встать. Лицо у него оплыло, все покрыто кровоподтеками, но непохоже, что он серьезно пострадал. Умереть он не умрет. Может, и без больницы обойдется. Перевалившись на другой бок, он опирается на локоть и, пошатываясь, встает.

– Все в порядке, – говорю я. – Не волнуйся. Все хорошо.

Он смотрит на меня, моргая.

– Все хорошо, – повторяю я. – Все хорошо.

Неуверенной походкой он подходит туда, где лежит мое портмоне, поднимает его, заглядывает внутрь. Его правый глаз не открывается, веко подергивается, из уха стекает струйка крови. На его красной майке никакой надписи, ничего.

– Черт, – говорит он.

– Мда, – отвечаю я.

– Я этому Рону на той неделе вломил. Теперь они меня подкараулили, а я был один.

– Мда, – отвечаю я.

– Они еще вернутся, – сообщает он. – Вернутся, куда денутся, вернутся, да, вот увидишь.

Он задумчиво засовывает в карман мой бумажник, поворачивается и, покачиваясь, удаляется.

Он что, действительно сказал, что они сейчас вернутся? Что я их еще увижу? Осторожно двигаюсь вперед по улице, шаг за шагом. Падать нельзя. Если упаду, то уже не встану. Дышать больно, при каждом шаге меня пронзает боль. Вот она, дверь, я в нее войду, за ней будет лифт, там, наверху, моя мастерская, там железная дверь, там я буду в безопасности, им туда не пробраться, там безопасно, я буду в безопасности, когда они вернутся.

Какая же эта улица широкая. Нельзя падать в обморок, нельзя, осталась всего лишь пара шагов.

Еще шаг. Он забрал мое портмоне!

Еще один. Если их всех и впрямь зовут Ронами, разыскать их будет несложно. Но, может статься, они так назвались, чтобы сбить меня с толку.

И еще один. Может так быть, что асфальт плавится из-за жары? Мои ботинки тонут в клейкой массе, по ее поверхности от моих шагов разбегаются мелкие волны.

И еще. Вот она, дверь, ключ у меня в кармане брюк, ключ – в дверь, дверь – к ключу. Но я все еще не могу до нее добраться. Почему тут так безлюдно? Ни машин, ни человека у окна. Но, может, оно и к лучшему, ведь если бы сейчас кто-то появился, то это могли бы быть и они, ведь тот парень сказал, что они обещали вернуться. Вот дверь. Вот ключ. Надо найти нужный ключ, от двери в подъезд, а не от мастерской, и не от квартиры, я ведь не в квартире, я здесь.

И еще. Еще всего пара шагов. Еще всего пара. И еще пара. Давай же. Всего-то два шага. Два шага. Ключ. Дверь. Вот.

Он соскальзывает, скрежещет по металлу, скважина ускользает, то влево, то вправо, мои руки дрожат, но я нащупываю ее, так, вставляю, теперь повернуть, дверь поддается, внутрь, в лифт, нажимаю шестой, кабина, дернувшись, начинает подниматься вверх.

Рядом со мной какой-то мужчина, только что его здесь не было. У него жуткая щель между зубами и мятая шляпа.

– Егерштрассе, пятнадцать «б», – произносит он.

– Да, – бормочу я. – Верно. Это Егерштрассе, пятнадцать «б». Это этот дом, да.

– Егерштрассе, пятнадцать «б», – повторяет он. – Шестой этаж.

– Да, – бормочу я. – Верно. Мы едем на шестой этаж.

И вот мы уже там, лифт останавливается, открываются двери, мужчина куда-то исчез, выхожу; теперь все зависит только от того, удастся ли мне вставить второй ключ в замок. Мне повезло: дверь поддается, я вхожу, запираю дверь за собой. Хватаюсь за щеколду – на мгновение кажется, будто ее заело, но вот уже она, скрипнув, сдвигается; все, дверь заблокирована. Я сделал это. Я в безопасности.

Хочется сесть. Стул стоит у противоположной стены, но облегчение придает мне сил, я иду к нему, иду, и вот наконец я до него добрался. Больше всего мне хочется заснуть, глубоко заснуть и не просыпаться, пока все снова не будет в порядке.

Ощупываю живот. Рубашка промокла, промок пиджак, и брюки тоже, не могу вспомнить, когда еще я так потел. Подношу ладонь к глазам. Она вся в красном.

Вот он, снова, этот субъект в шляпе и со щелью между зубами, и только взглянув на него, я понимаю, что сейчас он снова исчезнет.

– Иди к брату, – говорит он. – Помоги ему! Егерштрассе, пятнадцать «б», шестой этаж. Помоги!

Вместо того чтобы ответить ему, что это не мой брат, это я сам, я гляжу туда, где стоит «Фотография из отпуска № 9», и вот он уже там, смотрит на меня снаружи, из окна – недурно у него получается держать равновесие, стоя на карнизе шестого этажа! Я читаю по его губам, что он повторяет: «Егерштрассе, пятнадцать “б“», и хочу уже крикнуть ему в ответ: «Эй вы, да я сам знаю, где нахожусь!», но это требует слишком много сил, у меня их нет, к тому же он уже исчез опять.

Мне холодно.

И в самом деле, меня колотит дрожь. Мои зубы стучат, и, если поднести ладонь к глазам, то видно, как она дрожит. Входит Генрих, вот его усы, клюка и трость, подходит к окну. Вижу, как гладь стекла за его головой рассекает самолетик, как рыбка, плывущая по воде, и вот мы вдвоем оказываемся на лугу, я еще совсем малыш, хотя только что был взрослым, и мама с папой говорят, что надо пить больше воды, и я спрашиваю папу, не был ли он только что Генрихом, а он спрашивает, действительно ли я не хочу пить, и я отвечаю: «Нет-нет, очень хочу». Поодаль в траве сидит Эрик, до того на меня похожий, что мне самому кажется, будто это я. Раздвинув травинки, нахожу дождевого червя, поднимаю его, он извивается у меня на ладони, папа склоняется надо мной, заглядывает через плечо, и ощущение безопасности не покидает меня даже тогда, когда я оглядываюсь и вижу, что я в своей мастерской. Вместо червя на моей руке кровь.

– Надо выбираться отсюда, пока не поздно, – говорит мне Генрих.

– Помнишь, мне Эрик сегодня звонил? – спрашиваю я. – Сказал, что его секретарша перепутала братьев, набрала вместо меня Мартина. Помнишь?

– Ивейн, тебе надо выбираться отсюда, я серьезно.

– Если бы она нас не перепутала, то я бы сегодня с ним встретился, а сюда бы не поехал, и всего этого не произошло бы. Не забавно ли?

– Это все очень забавно, но надо срочно выбираться отсюда. Иначе будет поздно.

Поздно… Почему же я не предложил им свои часы? Это «Таг Хойер» стоимостью четыре тысячи евро, купил два года назад в Женеве. Отдал бы им часы, не пришлось бы лезть в нагрудный карман. Гляжу на циферблат. Десять минут пятого. Десять минут пятого. Десять минут пятого. Одиннадцать минут пятого.