Таким образом, человек не способен ни понять, во что он верит, не говоря уже о способности отстаивать свои убеждения, ни узнать, в чем заключаются его возможности, ибо всю жизнь он смотрел на себя глазами родителей и придерживался отведенной ими роли – этот образ он несет с собой и культивирует внутри себя. Его мужество – пустота, предшествующая любому совершаемому действию, поскольку для мужества внутри него нет никакой подлинной основы.

В нормальной ситуации ребенок может предпринимать каждый новый шаг на пути дистанцирования от родителей, на пути становления личности, без невыносимого чувства тревоги. Как он учится взбираться по ступенькам, игнорируя боль и фрустрацию от нескончаемой череды падений, чтобы в конце концов преуспеть и радостно засмеяться, точно так же в нем постепенно, с каждой преодоленной ступенькой растет чувство психологической самостоятельности. Зная, что родители его любят, чувствуя, что они придут на помощь, которая будет пропорциональна степени его несамостоятельности, он обретает силу преодолеть возникающие в отношениях с родителями кризисы или такой стресс, как начало учебы в школе, и его крепнущее мужество не бывает ими задавлено. От него не требуется брать на себя больше, чем он может. Но если сами родители испытывают потребность, как в нашем примере с матерью, навязать ребенку роль, или доминировать над ним, или делать его объектом гиперопеки на почве собственной тревожности, задача ребенка становится гораздо сложнее.

Родители, которые внутренне, зачастую бессознательно, сомневаются в собственных силах, склонны ожидать от своих детей, что те станут особенно мужественными, независимыми и агрессивными; может, они купят сыну боксерские перчатки или будут с раннего возраста водить его в спортивные секции и всячески призывать стать «мужчиной», которым, как они внутренне чувствуют, они не стали сами. В целом и родители, оказывающие на ребенка давление, и родители, склонные проявлять гиперопеку, своими действиями громче всяких слов демонстрируют, насколько они сами не верят в его самостоятельность. Но ребенок не сумеет развить в себе мужество ни под тотальной опекой, ни под принуждением. Он может развить в себе упрямство или склонность к травле. Но его мужество растет лишь благодаря уверенности – как правило, не высказанной вслух – в своих собственных силах и неотъемлемых человеческих качествах. Такая уверенность появляется на почве родительской любви и их веры в его потенциал. Ему нужны не гиперопека и понукания, а помощь в применении и развитии его собственных сил, и самое важное – чувство, что родители смотрят на него как на самоценную личность и любят его за присущие именно ему способности и сильные стороны.

Конечно, лишь в редких случаях родители требуют от ребенка принять роль противоположного пола. Гораздо чаще их ожидания состоят в том, чтобы ребенок достиг благополучия по меркам той социальной группы, к которой они сами принадлежат: чтобы он получал хорошие оценки, был избран в какое-нибудь сообщество своего университета, был во всех отношениях «нормальным», чтобы о нем не ходили пересуды, чтобы он нашел подходящую пару для брака или продолжил отцовское дело. И когда сын или дочь соответствуют этим ожиданиям, даже если они, скажем, не очень-то в них верят, они, как правило, рационализируют свои действия, говоря, что им необходима родительская поддержка, финансовая или иная. Но на более глубоком уровне обнаруживается другой мотив, который имеет большее значение с точки зрения проблемы мужества. А именно: жить в соответствии с родительскими ожиданиями есть способ добиться от них одобрения и похвалы, оставаясь для родителей «зеницей ока». Тщеславие и нарциссизм – враги мужества.

Мы определяем тщеславие и нарциссизм как компульсивную потребность в похвале и одобрении: такие люди отказываются от мужества.

Тщеславный нарцисс со стороны производит впечатление человека, который гиперопекает сам себя, не берет на себя никакие риски и действует как трус, поскольку обладает завышенной самооценкой. Но в реальности дело обстоит как раз наоборот. Такому человеку приходится хранить себя как некий товар, за который ему заплатят нужными ему похвалой и благосклонностью, потому что без материнской или отцовской похвалы он чувствует себя никчемным. Мужество проистекает из чувства собственного достоинства и самоуважения; и человек бывает лишен мужества, оттого что он думает о себе слишком плохо. Люди, которые постоянно испытывают потребность, чтобы другие говорили: «Он такой милый», или такой умный, или хороший, или: «Она такая красавица», суть люди, которые заботятся о себе не из любви, но поскольку красивое лицо, острый ум или галантность могут быть обменяны на одобрительный родительский кивок. Это ведет к самопрезрению: и поэтому многие одаренные люди, чьи исключительные качества завоевали одобрение публики, во время терапии признаются с глазу на глаз в том, что они чувствуют себя самозванцами.

Тщеславие и нарциссизм – компульсивная потребность в похвале и одобрении – подтачивают мужество, поскольку такой человек сражается не за свои, а за чужие убеждения. В японском фильме «Расёмон»[85] муж и разбойник бьются с полной отдачей, когда решение драться было принято каждым из них самостоятельно. Но в другой сцене, где жена насмехается над их мужской доблестью, и они дерутся друг с другом, потому что каждый становится заложником компульсивного стремления завоевать одобрение, тогда они сражаются лишь вполсилы: они наносят те же удары, но их руки словно связаны невидимой веревкой.

Когда человек действует из стремления получить похвалу, само действие становится живым памятником его слабости и никчемности: в противном случае не потребовалось бы торговать собственными убеждениями. Это часто приводит к ощущению трусости, которое представляет собой самую невыносимую форму унижения – унижение от сознания, что человек стал добровольным соучастником собственного поражения. Не беда быть поверженным более сильным противником либо даже проиграть бой, не успев в него вступить; но знать, что ты – трус, потому что продал свою силу ради возможности поладить с победителем, – такое предательство самого себя есть самая горькая пилюля из всех.

Некоторые элементы нашей культуры влияют на то, что действия с целью ублажить других оказывают пагубное влияние на мужество. Такое поведение, по крайней мере для мужчин, зачастую означает принятие на себя роли человека уступчивого, неагрессивного, «воспитанного», и как же ему воспитать в себе силу, включая и сексуальную потенцию, если от него ожидают «уступчивости»? Так же и с женщинами: стремление добиться восхищения препятствует развитию заложенного в ней потенциала, поскольку он не только не находит применения на практике, но даже не попадает в поле зрения.

Отличительным признаком мужества в нашу эпоху конформизма является умение отстаивать свои убеждения – не упрямо и дерзко (эти слова выражают самозащиту, а не мужество) и не в отместку, а просто потому, что человек в них верит. Словно человек сообщает своими действиями: «Это моя жизнь, мое бытие». Мужество – это утверждающий выбор, не выбор от невозможности выбирать по принципу «У меня нет вариантов»: ведь если человек не может поступать иначе, зачем тогда мужество? Конечно, временами человек может упрямо цепляться за некогда мужественно отвоеванную позицию. Такое часто случается во время терапии, когда достигший новой стадии роста человек вынужден выдерживать натиск внутренней тревоги, а также нападки друзей и членов семьи, которым гораздо удобнее, чтобы он оставался таким, как и прежде. В лучшем случае все это будет сопровождаться многочисленными защитными проявлениями; но если человек завоевал что-то достойное защиты, тогда он отстаивает это с радостью, а не с агрессией.