При последних словах, он кивнул в сторону валяющегося на песке безголового тела.

– Тут уж не до дружбы. – Вздохнув, задумчиво произнес пустынник. – Удел богов – одиночество.

И подумав еще, продолжил:

– И такое же величие воли, видел я у вашего мальца. Потому и хотел уберечь мир от его неупокоенного духа и людей от него, а самого его от терзаний. Но я не желал ему зла. Я лишь хотел, чтобы он не повторял проклятую судьбу, выпавшую на мою долю. Оставь я его на воле, он не смирился бы с участью простого бродяги как вы; его дух, вел бы его к стремлениям подминать устройство мира. Не знаю, вышло бы у него хоть пошатнуть его, но навести смуту он бы мог, попутно уничтожая все хорошее в себе.

– Он был еще совсем мальчик. Какая опасность от мальчика?! И откуда ты можешь знать, что ожидало его в будущем? Об этом известно только Намтару. Может быть, он женился бы на Нин, и они зажили бы тихой, семейной жизнью, колеся с нами по дорогам или обрабатывая землю. А уж, мы старики, их бы обеспечили всем необходимым. – Сокрушалась старушка.

– Ты видела его глаза? Он не утешился бы тихой семейной жизнью, но снова и снова вырывался бы от вашего однообразия. Все это, прочел я в его дерзком взгляде.

– Что ты клевещешь на мальчика? Какая дерзость? У него были очень спокойные, добрые глаза. Видимо зависть тебе совсем застила очи, раз говоришь такое. Слышали мы, как ты изливался соловьем, воспевая молодость. Он был молод и полон сил, и у него было еще все впереди…, – всплакнула гадалка, – а ты уже исходил свой век, вместе со своими свершениями, какие бы у тебя они ни были. Я их не знаю, и знать не желаю, и не мне тебя судить; но придет время, Намтар и другие ануннаки, сами решат твою судьбу.

– Ох, сколько яда, сколько яда. Досточтимая угун, клянусь жизнью, и тебе подобное приходило в голову, раз тебя так огорчили мои слова. Только ты сама себе, даже боишься в том признаться. Но ты права, взгляд скорее не дерзкий, в них было что-то такое, что настораживает; какая-то опасность. Будто он затаил, что-то там в себе, и ждал лишь часа.

– Ничего такого я не замечала.

– Хм. Не думаю, что от глаз опытной гадалки ускользнуло бы подобное. То твое, хоть уже и старое, но всего лишь женское сердце, настолько пленено им, что не желает видеть правды. И даже если бы ты, ничего не заметила в его глазах, это лишь потому, что он их все время прятал.

– Не говори глупостей. Он прятал глаза лишь из-за своей застенчивости, от того, что не привык долго находиться в людях.

– Ты не заглядывала в них. А если бы посмотрела, то сквозь тепло доброты и спокойствия, увидела бы пристальность обжигающего холода. – Продолжал стоять на своем пустынник, и когда Ама отчаянно замотала головой, победно усмехнулся теребя бороду. – Я знаю, он бы не стал прислуживать вельможам, но и мне соратником бы не стал. А зачем мне тот, кто будет стоять на моем пути? Мне было бы неспокойно, когда б я знал, что где-то ходить тот, кто может затмить мою славу, или представляет опасность моему благополучию. Сейчас же с покоем в душе, я могу отправиться к себе на север, где меня ждут мои женщины, и буду разводить скот, тихими вечерами у себя в шатре, вспоминая, рассказывать своему семени про лихие времена. – Закончил он умиротворенно.

– Но ты же не думаешь, что я пришел к тебе изливать душу. – Переменил он предмет разговора. – Ты наверно уже знаешь, что рабыня готовившая нам, накануне все-таки покинула нас. Жалко. Она вполне удовлетворяла нашим потребностям.

– Ты жалеешь только о том, что некому больше варить тебе обеды?

– А зачем мне жалеть кого-то? Она всего лишь женщина. Я забочусь о своих людях, и они отплачивают за это своей преданностью. До остальных мне дела нет.

– Я думала, все кто работает на тебя – твои люди.

– Муж не умеющий держать оружие, не достоин свободы; женщина не годная в жены, пусть остается рабыней. Обязанность жены: блюсти мужа и слушаться его во всем. Таков мой закон и менять его я не собираюсь.

Мои воины сильны и они преданы мне, если они умирают или увечатся, мне жаль, что мои силы слабеют; умирают их жены – мне жаль, что лишаюсь будущих; умирают мои жены, жалею, что они не смогут родить мне достойных наследников; а умирают рабы, я лишь жалею, что теряю полезную вещь. Но вещь имеет такое свойство, что ей всегда можно найти замену. Новых рабов всегда можно набрать из невольников, невольников можно набрать в набегах. Не так легко найти преданных воинов. Из обычных пленников их не наберешь. Конечно, бывают охотники, готовые встать на разбойный путь, лишь бы не умирать и не становиться рабами: но как доверять тому, чей дом ты разорил, жену изнасиловал, родителей убил, а детей увел в рабство? Вот и приходится набирать сброд, из таких же душегубов как и сам. И только дети, в которых годами неволи, можно воспитать безжалостность и преданность псов, могут стать по-настоящему верными воинами. Но для этого нужно время. Нужно дожидаться пока плоды созреют.

– Ты изверг тьмы. – В ужасе, еле шевеля губами, вымолвила Ама, потрясенная откровенностью Аш-Шу.

– Все мы оттуда. – Снисходительно улыбнулся пустынник. – Но мне некогда с тобой рассуждать об этом, я итак с тобой потратил время, хотя пришел лишь для того чтобы облегчить твою участь. Я испробовал кушанья приготовленного тобой, и скажу честно, мне твоя стряпня пришлась по вкусу. Поэтому я хочу, чтобы ты заменила мою стряпуху.

– У тебя много пленниц, уверена среди них найдется много охотниц изменить свое положение. Почему не поищешь среди них? Зачем тебе старуха? – В надежде не прислуживать чудовищу, попыталась отказаться старуха.

– Ты старая, с тебя я не выручу ни серебра, а за других можно получить приличный навар. Среди пленниц, только ты и ваша козочка, совершенно бесполезный товар. Но ты хотя бы умеешь готовить, да и гадание твое нам не будет лишним. А кой прок, от этой молодящейся козочки? Даже от дурака есть польза, хоть как от осла. Работница она никакая, а в наложницы уже не годится. Отдал бы своим людям на утеху, да боюсь, будет раздрай и беспорядок. Разве только за бесценок какому-нибудь отшельнику продать,