– Ушел! В машины! За ним! – прокричала капитан Саня. – Радимову помощь окажите. – Только после этого она поднесла аппарат к уху: – Слушаю. Кто это?

– Это я. Ушел он, говоришь? В какую сторону двинулся?

– Тим, миленький! Как ты? Что с тобой?

– Куда двинулся, спрашиваю.

– В сторону города, на своей машине. Тим, как ты?

– Живой еще, к его сожалению. Наверное, под крылышко к отцу рванул. С какой стороны он в город заезжать будет?

– От Песчанки.

– Понял. Я знаю, где его перехвачу.

– Тим, не лезь. Его и так блокируют. Ты же ранен!

– Будут новые трупы ментов. Они с ним не справятся.

Я уже нащупал в кармане ключи от своего «Джимни». Пирогов не взял их.

Я посмотрел на часы, решил, что пора, и поехал по левой стороне дороги. По встречной полосе. Это было мое первое и главное нарушение, за которое обычно лишают прав. Но я пошел на такое преступление намеренно.

Фонари едва теплились. Но улица была не широкая, и этого хватало.

А у меня был включен дальний яркий ослепляющий биксеноновый свет, который в городе, да еще на освещенных улицах, обычно не применяется. Там положено ездить с ближним светом. Это второе вопиющее нарушение. Такой свет бьет по глазам водителя встречной машины не хуже тренированного кулака.

Оба нарушения умышленные и необходимые. Хрен вам, уважаемые гаишники, а не права. Я еще и не такое устрою!

Вот появились встречные фары и замигали. Это он. Больше некому. По свету узнать можно. Пирогов просил меня переключиться на ближний свет и освободить встречную полосу. А вот хрен и ему тоже.

Яркий, слегка синеватый галогеновый свет мне по глазам не бил. У него машина намного ниже, да и вообще она люксовая. У «мерина» так называемое динамическое освещение. Фары автоматически переключаются на ближний свет. А у меня такой автоматики нет. Моя маленькая, юркая, как таракан, машина несравненно проще. Все переключение света осуществляется вручную.

Пирогов лихорадочно пытался тоже перебраться на встречку, чтобы пропустить меня. Нет, голубок, не получится у тебя ничего. Я постараюсь этого не допустить.

Он пытался свернуть на свою полосу, но и я выскочил туда же. Не улизнет!

У него есть подушки безопасности, а у меня – только ремень. Зато очень крепкий.

Моя машина почти проскочила мимо люксового седана и вдруг легонько ударила его по касательной, сразу за задним колесом. Классика жанра! Я сделал это на скорости около шестидесяти километров в час и после удара активно дал по газам.

Этот маневр позволяет даже старенькому «Запорожцу» развернуть люксовый «мерин», даже, может быть, бронированный. А в моем «Джимни» табун лошадей почти вдвое больше, чем в «Запорожце».

Есть! Периферийным зрением, весьма напряженным в этот момент, я успел заметить, как в салоне «Мерседеса» все подушки безопасности сработали именно так, как и должны были. В первую очередь те, которые называются лобовыми, хотя такого удара и не случилось. Там регулировки очень тонкие.

Я слышал, что раньше эти подушки не срабатывали даже при переворачивании машины. Естественно, шли жалобы. Зато сейчас они иногда даже на удар сзади реагируют. Не подвели немецкие автомеханики, которые эти подушки регулировали, обеспечили парню срок на зоне. Не зря говорят, что немцы законы уважают.

Сработала даже коленная подушка безопасности, мешающая водителю надавить на педаль газа. Ноги прижала.

Машина заглохла. Должно быть, датчик удара приказал бортовому компьютеру прекратить подачу топлива. Так он обычно и срабатывает. Чтобы восстановить поступление бензина, нужно открыть капот, нажать кнопку на этом датчике и держать ее так пятнадцать секунд.

Продумать все это я, естественно, не успел. Все мысли попадали в мою зашитую и перебинтованную голову одним-единственным символом, который был ей безоговорочно понятен.

Я надавил на акселератор, и красивый черный седан S-класса, все еще блестя лаком, просто развернулся в обратную сторону. Это, как я уже сказал, классика жанра из арсенала профессиональных охранников. Главное здесь – самому удара не испугаться и газ не отпустить. Так нас учили когда-то на автомобильном полигоне ГРУ. Мы, курсанты спецкурса, тогда помяли много учебных машин.

Я выполнил свой план. Развернул тяжеленную машину убийцы и его самого запер в ней подушками. Дело сделано. Он даже пошевелиться в водительском кресле не может.

Я выключил двигатель своего «Джимни», выпрыгнул на асфальт и подскочил к дверце «мерина»:

– Приехали! Тормоз в пол. Туши свет, урод. Знакомиться будем.

Ствол пистолета ударил его в скулу. Я бы лучше в рот ему вбил эту пушку по самую рукоятку, чтобы губы вместе с языком в лохмотья рассечь, чтобы он ощутил вкус своей хлещущей крови и поперхнулся ею. Такая метода всегда облегчает проведение последующего допроса.

Ему давно пора вкусить своей крови! Но по-душка безопасности так плотно охватывала его физиономию, что для ствола оставались доступны только скула и ухо.

Я почему-то выбрал скулу. Ухо легко рассекается, но сильной боли при этом не будет. Повреждение скулы, впрочем, тоже не приведет к нестерпимой боли, если она не оторвется от верхней челюсти. Такое тоже случается, но редко.

Кое-кто, не сильно сведущий, даже говорит, что скула является элементом «бронирования» головы, как и лоб. Однако я много раз встречался с переломами скулы и с полностью отрубными нокаутами после удара в лоб, особенно коленом, и в такое «бронирование» не верю. Тем более что знаю точно – скула прикрывает от внешнего воздействия нервный узел. Даже не полностью. Часть его выходит из-под защиты по верхней линии скулы и бывает поражаема точечным ударом нгивара или даже авторучкой на расстоянии толщины пальца от самого уха.

Удар в эту точку вызывает сильнейшую боль. Она в состоянии не только лишить человека сознания, но и вернуть его в таковое. Парадокс, однако.

Поэтому я не стал бить стволом пистолета в эту точку. Я ударил только в саму скулу и рассек ее. По ней обильно потекла кровь. Я увидел это даже при тусклом свете уличных фонарей. Просто захотелось мне посмотреть на кровь этого ублюдка. Вот я ее и разглядел.

У меня повязка на голове. Кровь после его кастета уже не бежит. А у него льет вовсю. Ну и пусть ручьем за шиворот стекает.

Я был зол на него больше, чем на отъявленных бандитов и террористов, которых захватывал в плен на Северном Кавказе. У тех была хотя бы идея. У этого же – только садистская безжалостная ненависть к людям, беззащитным перед ним. И любование их страданиями. Именно оно. Иначе какой смысл был ему бросать сякены в мертвые тела?

Я еще не видел приближающиеся «мусоровозы», слышал только звук сирен. Пирогов успел далеко оторваться от них. Это естественно и не должно вызывать у меня никакого изумления. Ни один «УАЗ» не угонится за «Мерседесом»