– Вы сделали всё, что смогли. Но спасти Арнем было выше ваших возможностей, – заметил в разговоре с Томпсоном Сэм Кошен, навестивший его в дивизионном госпитале через несколько дней. – А ты готовься, приказ о твоем переводе в контрразведку уже лежит на столе… – он многозначительно поднял руку вверх.

– Хотелось бы закончить войну вместе со своим полком, – вздохнул Том.

– Нет проблем, – усмехнулся Сэм. – Офицер контрразведки при штабе восемьдесят второй очень хочет вернуться в Штаты. Так что подумаем.

Том поправил китель и еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало. А что, бравый капитан в парадной форме со всеми положенными значками и наградами ему определенно нравился.

«Жаль, конечно, что американский, а не советский, – мелькнула мысль. – А с другой стороны – победитель. И что ни говори, солдат одной из сильнейших армий мира. Пусть последнее и не столь однозначно, Красная армия в чем-то сильнее будет…» Еще раз оценив свой вид в зеркале, Том вышел из комнаты, в которой его разместили. Пора было на службу.

Взвод парашютистов из восемьдесят второй во главе с капитаном Томпсоном прибыл в Потсдам несколько дней назад. Отборные, самые представительные на вид солдаты, многие – с наградами за день «Д» и Неймеген, были выбраны для почетного караула. И Тому даже не пришлось прилагать усилий, чтобы попасть в командиры этого подразделения. Наоборот, ему пришлось сопротивляться изо всех сил, чтобы не оказаться затянутым в круговорот повседневных дел, которыми вынужден будет заниматься командир такого взвода. И ему, с некоторой помощью Сэма, это удалось. Так что теперь Том официально числился заместителем командира взвода. А неофициально… кто догадывался, тот догадывался. Хотя его английский коллега по имени Ян уже несколько раз называл Томпсона в шутку «советником по культуре» (часто встречающееся прикрытие для разведчиков, работающих под видом дипломатических работников). В ответ Том во время одной из совместных пьянок обозвал его «агентом два нуля семь». И потом долго смеялся, разглядывая его обескураженное лицо. Впрочем, шутки не помешали развитию их дружеских отношений. Скорее наоборот, Ян проникся к американцу доверием и даже признался, что пытается писать рассказы о секретных агентах английской разведки. От англичанина же Томпсон узнал предысторию встречи в Потсдаме. До этого он полагал, что инициатива исходила от советской стороны. Но Ян разъяснил, что на самом деле идею подбросил Черчилль. Позднее, из опубликованной переписки английского премьера с американским президентом Том узнал и остальные подробности[56].Только премьер-министр, как заметил Ян, предлагал встретиться где-нибудь западнее, но альтернативы городам русской зоны оккупации так и не нашлось. Том вполне с этим согласился, вспомнив разрушенные города, в которых побывал. По сравнению с ними район Берлина, в котором они сейчас находились, казался райским уголком. Томпсон, конечно, подозревал, что кроме этих существовали и другие причины. Например, опыт советских организаторов встреч «Большой тройки». Американцы, насколько было Томпсону известно, выступать в качестве принимающей стороны и не рвались, а Черчиллю накануне выборов не было никакого резона тратить деньги британских налогоплательщиков.

Вот поэтому, скорее всего, встреча и состоялась именно в Потсдаме, где чудом уцелел дворец германского кронпринца. Где эта конференция прошла, как он помнил, и в известном ему варианте истории. Только вот чтобы ее охраняли американские войска, он не слышал[57]. И американский президент точно носил другую фамилию.

Том, конечно, подозревал, что его эскапада в Вашингтоне имела некие последствия. Но никак не мог понять, почему Уоллес, известный ему как сторонник дружбы со Сталиным, так и не стал президентом? Почему вместо него американскую делегацию возглавляет президент Уильям О. Дуглас, по виду – типичный адвокат из выпускников Йеля? Толик и не подозревал, что, как и в известной ему истории, против Уоллеса выступил сплоченный фронт руководителей демократической партии и бюрократов. Генри виделся им слишком увлеченным левыми взглядами радикалом, эксцентричным идеалистом и романтиком. Ну а если добавить к этому постоянные скандалы и схватки с подчиненными, руководителями других агентств и Конгрессом… После каждой такой схватки Уоллес вел себя этаким рыцарем Галахадом, идущим в крестовый поход. Он отказывался выстраивать дружественные связи с пониманием, уступками, мягкими убеждениями, чисто на человеческом уровне. Такого вице-президента они не принимали категорически, так как состояние здоровья Рузвельта превращало это место исполнительной власти в главное. Все политики, которые часто встречались с президентом в те дни, видели, как сильно сдал Рузвельт. Они прекрасно отдавали себе отчет, что Рузвельт не доживет до конца четвертого срока и что на самом деле новый вице-президент очень скоро станет следующим президентом. И если в известной попаданцу истории ключевым игроком, протолкнувшим на место вице-президента Гарри Трумена, стал председатель демократической партии Роберт Е. Хэнниган, то в результате «гангстерского скандала» на этот пост он не попал. И главным действующим лицом стал бывший казначей партии, а ныне ее председатель Эдвин Поули. Действуя (не подозревая об этом) аналогично своему несостоявшемуся соратнику по посту, он добился, чтобы кандидатуру Уоллеса его сторонники не сумели даже внести в списки для голосования. Он же добился того, чтобы Рузвельт на официальном бланке Белого дома написал записку председателю Съезда Джексону о том, что он считает кандидатуры Дугласа и Баркли сильными.

В результате после ряда интриг вице-президентом выбрали Уильяма Орвилла Дугласа, члена Верховного суда США. Он не имел никаких политических амбиций, и Рузвельт выдвинул его только потому, что они были хорошими друзьями и часто играли в покер вместе. Вот так в истории Соединенных Штатов и появился молодой, всего лишь сорокашестилетний, президент Дуглас.

А в результате с 17 июля «Большая тройка» заседала в Потсдаме, на территории восточной части Германии, освобожденной и контролируемой войсками Красной армии в новом составе. Кроме нового президента США, прямо по ходу конференции, 28 июля, британского премьера Уинстона Черчилля за столом переговоров заменил его преемник, глава победившей на выборах партии лейбористов Клемент Эттли.