она просто получала от жизни удовольствие, – предположил Вовчик. – Ела тортики и не смотрела на весы. А хозяин моего тела очень любил пиво. И чипсы. И «желтого полосатика» – знаешь, есть такая вонючая рыба, в вакуумных пакетах. Короче, мне кажется, эти люди вообще не парились и жили, как хотели.

Кира покачала головой – может, Вовчик и прав. Она посмотрела в его лицо – впервые разглядев его так близко. Несмотря на опухший вид и брутально сломанный нос, эта лысая голова показалась Кире даже симпатичной. Возможно потому, что чужими карими глазами на мир смотрел живой, немного растерянный и печальный Вовчик.

– Слушай, давай, как сойдем на берег, ты заглянешь в травмпункт, – сказала Кира, кивнув на сломанный нос.

– У меня документов нет, и полиса, – пожал плечами Вовчик. – По фиг, как срастется, так срастется.

Внезапно Кира заметила, что цвет глаз Вовчика – вернее, тела, в котором он находился – изменился, и из карих стал голубым. Кира нахмурилась, вгляделась в партнера по танцам – и словно увидела прежнего, настоящего Вовчика, каким она впервые увидела его в Белой Комнате. Худощавого ровесника со светлыми ресницами и смешным носом картошкой.

Вовчик, заметив, что Кира как-то странно на него смотрит, хотел поинтересоваться, в чем дело, а потом замер – вместо тетки с пережженными краской волосами и дурацкими накрашенными бровями на него смотрела симпатичная шатенка с волосами до плеч и со светло-зелеными глазами. На левой скуле, почти у самого глаза, у шатенки была родинка. Вовчик вдруг понял – вот она, настоящая Кира, просто тогда, в Белой Комнате, из-за ядреной смеси крови и косметики на уцелевшей части лица он не смог ее толком разглядеть. Как она выглядит в соцсетях, он примерно помнил, но образ был смутный, нечеткий. А вот сейчас он ясно видел перед собой ее настоящее лицо.

– У тебя… родинка, слева, – произнес Вовчик зачарованно.

– Ага. Она меня с детства дико бесила. Я мечтала ее удалить, а потом передумала, – так же ошалело произнесла Кира. – Ты тоже меня сейчас видишь?

Вовчик кивнул. Несколько мгновений они потрясенно разглядывали друг друга.

– Привет! – произнесла с улыбкой Кира.

– Привет! – отозвался Вовчик.

Из ступора их вывели истерические голоса.

– Полиция! Вызывайте полицию!

Все синхронно повернулись в сторону выхода из ресторана – и увидели, что по лестницам с верхней палубы в ужасе бегут люди.

Все, даже проснувшийся от общей суматохи Питбуль, высыпали на верхнюю палубу. Посередине, на небольшой сцене, украшенной тюлем и шарами, стоял человек. Ему было лет тридцать пять – худощавый, бледный, с трагически ссутуленными плечами. В одной руке он держал микрофон, в другой – портативную паяльную горелку, на конце которой из маленького сопла вырывалось яркое голубое пламя.

«Какая затейливая у них развлекательная программа!», подумал Саныч.

– Лена! – возопил человек в микрофон. – Ты хоть понимаешь, как мне больно?

Звукорежиссер забыл выключить реверберацию, и слова человека с горелкой умножило искусственное эхо. «Ольно!», «Ольно!», дребезжали колонки.

Палуба в ужасе взирала на парня на сцене – люди, не успевшие спуститься вниз, толпились на носу, прилепившись к перилам.

– Это еще кто? – толкнула Кира в бок сухопарую тетку в платье в горох.

Тетка повернула к Кире испуганное лицо.

– Это Сёма Кувшинов! Бывший нашей Леночки. Уж так он по ней сох… Даже жизнь самоубийством пытался покончить. А я ей говорила – на хрен этого придурка приглашать?

Кира почувствовала, как у нее заныло в животе. Какие же он идиоты!

– Ну, зато теперь точно ясно, кто у нас Кувшинов, – бесстрастно сообщил Саныч.

– А кого же мы тогда заперли в каюте? – обалдела Лида. – Зачем он нам соврал?

– Чтобы до твоих буферов добраться, мать, – щелкнула пальцами девчонка.

– Лена, иди сюда! – взвыл человек с микрофоном и горелкой.

Лена – невеста, которую неожиданный бенефис бывшего бойфренда застал на палубе – жалась к жениху и никуда идти не желала.

– Что будем делать? – пробормотал Вовчик.

– А пистолета у тебя нет? – спросил Питбуль Саныча. – Можно было бы его подстрелить.

– Пацан у нас гуманист, – прокомментировал Саныч. – Нет пистолета, Пашка, в отделении обронил.

– Я попробую с ним поговорить! – сказал Вовчик и направился к сцене.

– Мужик! – проорал он, остановившись в нескольких шагах от свадебного пиромана. – Слезай! Отдай мне горелку и вали!

Кувшинов обратил на Вовчика не больше внимания, чем на пролетевшую мимо муху. Он буравил пристальным, сумрачным взглядом девушку в белом платье, которая пряталась за спиной жениха.

– Мужик, оно того не стоит! – продолжил строить из себя переговорщика Вовчик. – Что ты, другую бабу не найдешь? Веришь – я на твоей стороне! Я прям тебя понимаю, как никто! Нас всех бросали, знаю, как тебе больно. Но надо двигаться дальше…

«Не особо удачная мотивационная речь!» – подумала Кира. Мужик с горелкой был с ней согласен.

– Пошел на хер! – направил горелку в сторону Вовчика Кувшинов. Потом обвел злобным взглядом испуганную толпу и, перейдя на инфернальный шепот, пообещал, – Я вам сейчас устрою свадьбу! Вы, суки, будете гореть, как мое разбитое сердце!

И с этими словами он бросил микрофон и поднял вверх незамеченную никем ранее, из-за обрамлявшего сцену тюля, небольшую канистру бензина.

– Нам пиздец, – сказала Кира.

Кувшинов молниеносно открутил крышку и плеснул бензина на сцену и палубу. Толпа взвизгнула и заметалась, словно стая бешеных сардин. Вовчик растерянно отскочил в сторону, потому что Кувшинов, словно Прометей, эффектно спрыгнул со сцены и пошел по палубе, расплескивая бензин и пугая всех открытым огнем.

– Убивают! – проорала какая-то женщина.

– Божечки! Как же мы его спасем? Он нас всех тут угробит! – бормотала испуганно Лида.

В этот момент горе-поджигатель слишком высоко задрал горелку, край плаката про Лену и Толика вспыхнул и мгновенно запылал, превращаясь в черную сморщенную массу. Вслед за плакатом занялся обрамлявший его декор.

Тюль пылал и плавился, шары лопались с громким треском – словно кто-то раньше времени решил устроить праздничный фейерверк. Один из лебедей, сорвавшись с подгоревшей веревки, воспарил в небо и медленно, переваливаясь с бока на бок, полетел в сторону домов на набережной.

Кувшинов, стоя под пылающим плакатом, злобно ухмылялся и вращал глазами. Палуба стремительно пустела, орущие от ужаса люди толпились у лестниц, кто-то пытался спастись от неминуемого пожара, перелезая через перила на нижнюю палубу. Кто-то готовился прыгнуть в воду.

– Свадьба – огонь! – с восторгом произнес Питбуль. Зря он сначала думал, что мероприятие будет отстойным.

– Надо валить, мы тут сгорим! – хрипло проговорил Саныч.

– А Кувшинова спасать? – возмутился Вовчик. – Погодите, может, можно его как-то вырубить? Пока он окончательно всё не спалил.

Повертевшись на месте, Вовчик заметил валяющийся на краю сцены микрофон, сделал быстрый бросок к нему, поудобнее взялся за увесистый снаряд для метания и, прицелившись, запустил микрофон Кувшинову в затылок. Кувшинов ойкнул, пошатнулся, горелка вылетела из его рук и грохнулась на палубу. Миг – бензин под ногами поджигателя вспыхнул, и