Он не станет торопиться, будет поспешать медленно. Месть должна созреть, и неудачи он себе позволить не может. План не должен оказаться слишком сложным — иначе наверняка что-то пойдёт не так и всё может сорваться из-за любой мелочи. План не должен оказаться и слишком простым — тогда Молодые Боги легко раскусят его.

(Комментарий Хедина: Планы, планы, планы. Это нам знакомо. Помнится, свой план я тоже именовал исключительно с большой буквы. Собственно говоря, как я теперь понимаю, все на свете планы нужны только и исключительно, чтобы сдвинуться с мёртвой точки, а дальше всё равно их приходится менять на ходу. Интересно, когда это поймёт Отец Дружин?)

Миру надлежало быть молодым, неустоявшимся, может, даже и не сотворённым до конца. Старый Хрофт искал его, искал неустанно — и в конце концов нашёл.

Тогда он ещё не слишком хорошо владел дорогами, что вели от одного мира к другому. Воздух под копытами Слейпнира вдруг расступился, раздался — и они вдвоём низринулись в бушующий океан.

Восьминогий жеребец яростно заржал, вскидывая голову. Здесь стояла лунная ночь, на небе ни облачка, однако волны ярились так, словно все морские божества собрались здесь, на дне, пустившись в неистовую пляску.

Да, здесь всё оказалось юным, недавно сотворённым. Старый Хрофт и впрямь ощутил себя «старым» — молоды были волны, воды, ветра, морское дно. Молоды были и их бестелесные обитатели, мелкие духи, ещё совсем неразумные.

Что ж, это подойдёт. Осмотримся, оглядимся и начнём — даже если тут сыщутся местные боги. Особенно — если сыщутся. Едва ли они особо радуются наступлению эры Ямерта и его сородичей.

Они кое-как выбрались из волн, Слейпнир нашарил какую-то одному ему видимую тропу, направляя свой бег вверх. Промокшего до нитки Старого Хрофта охватил леденящий холод, однако он лишь усмехнулся. Ничего, потерпим. После Боргильдова поля всё теперь казалось детскими, незначащими пустяками.

Тёмный океан тянулся долго, он казался бесконечным и почти безжизненным, словно силы, творившие этот мир, ещё не добрались до морских глубин. Посмотрим, так ли оно выйдет на суше, думал Отец Дружин, усилием воли прогоняя настойчивые видения — Фригг… валькирии… Локи…

Он не знал, какая судьба ждала детей Меняющего Облик, а именно — Волка и Змея. Едва ли завидная, и едва ли он мог бы им помочь. Отец Дружин заставил себя не вспоминать и не думать. Слишком сильно начинало жечь в груди, и даже он, владыка Асгарда, пусть и сгоревшего, пусть и обращённого в прах, — мог наделать глупостей. Скажем, кинуться на Ямерта с одним мечом, погубив все надежды на месть.

Нет, он останется здесь, в молодом мире, где всё ещё можно направить по совсем иному пути.

…Потом они достигли суши. Тоже молодой — но уже успевшей испытать на себе превратности не одной войны.

— Здесь, похоже, тоже нашлись свои асы и ваны, — вслух сказал Отец Дружин Слейпниру.

…Долго можно вести речь, как Старый Хрофт странствовал под новым для себя небом, как вслушивался в отзвуки магии, как, уже безо всяких жертв, чертил и резал новые руны, руны нового мира. Пусть они куда слабее тех, былых, хьёрвардских — здесь ему воевать не придётся. Во всяком случае, не сразу.

Как этот мир зовётся, кто здесь правит — он узнает, рано или поздно. Пока же надо выбрать себе место для жилья и посмотреть, на что ещё способен бог Один, оказавшись в местах, «куда ни волк не прорыскивал, ни вран не пролётывал».

…Место нашлось. Далеко на северо-востоке, правда, вдали от моря; но зато вокруг возвышались молодые горы, покрытые густыми, девственными лесами, так похожими на леса северного и восточного Хьёрварда. Юный мир, которому не давали состариться войны тех, кого Старый Хрофт счёл такими же Древними Богами, как и он сам; здесь хватало магии, здесь действовали вырезанные бывшим владыкой Асгарда руны, и он, не мешкая, взялся за работу.

Плох тот бог, что не знает людских умений, особенно — кузнечного ремесла. Конечно, гномы всегда оставались непревзойдёнными мастерами, но и Старый Хрофт за долгие века научился кое-чему.

Сейчас надлежало всё это вспомнить. И самому начать учить других.

Он начал с железа. С первого друга всякого, кто замыслил мщение. Болотную руду он добывал по всем правилам — копая глубокий колодец, подкрепляя стены чем придётся, включая магию, и потом выгребая бурую массу. Не торопясь, выветривал, обжигал, просеивал, пока не набиралось достаточно, чтобы начать плавить.

И первой крице он улыбнулся почти так же, как улыбался бы ребёнку.

С этого мира начнётся моё возвращение, думал Старый Хрофт, орудуя молотом — самой первой вещью, что он смастерил. Его выковывать пришлось обтёсанным камнем. В этом мире у меня появятся ученики и сторонники. Магия сильна здесь, здесь не может не быть тех, кто способен к самому изощрённому чародейству; а уж он, Отец Дружин, постарается, чтобы они учились бы на чужих ошибках, а не на своих.

(Комментарий Хедина: здесь у меня появилось ощущение, что Отец Дружин или чего-то недоговаривает, или в самом прямом смысле вводит читателя в заблуждение. На что он мог рассчитывать? На армию чародеев под своей командой? О да, Ямерт бы очень, очень испугался. Если же серьёзно, то глава Молодых Богов как раз отличался храбростью — он не дрогнул, когда Ракот, одержав целую вереницу побед подряд, подступил к самому Обетованному, он оставался уверен в себе, когда мы с Восставшим стояли лицом к лицу с ним на ступенях памятной лестницы, за миг до того, чтобы сделаться Богами Равновесия. Не сомневаюсь, что никакие рати не заставили бы Молодых Богов сдаться.

Я дописал комментарий до этого места и остановился. В памяти невольно вставала всё так же сцена: мы с Ракотом и Хрофтом лицом к лицу с Ямертом, у меня в руках — зачарованный диск, у Отца Дружин — жезл, исторгающий души. И то, и другое оружие — создания самих Молодых Богов, могущественные, но не настолько, чтобы единым махом сделать… что?

Вот тут-то и крылось не дававшее нам с названым братом покоя столько лет: мы нанесли удар, Ямерт исчез вместе с остальными братьями и сёстрами, «вынесенный приговор не исполнился», как сказал Великий Орлангур, и наши противники «перестали быть богами».[9]