Однако чем дальше, тем мрачнее и сдержаннее становился Высокий, и уже не звучала в его словах хвала Творцу и его верным слугам, создавшим всё великолепие нашего мира. Мрачнее и беспокойнее становился Высокий, и эльфы печалились, видя его тревогу.

— Скажи мне, Высокий, отчего туманно твоё чело? Диковинным и преудивительным вещам научил ты нас, и многие хотели бы очутиться за пределами стен этого мира, но последнее время тебя гнетут неведомые заботы. Скажи, поделись с нами, ведь мы, столько узнав от тебя, тоже хотели бы помочь!

Долго молчал Высокий, а когда наконец заговорил, голос его полнила печаль.

— Слушай меня, владыка Ильвё, многому я научил тех, кто хотел почерпнуть у меня знаний, но сейчас время моё здесь подходит к концу. Впереди у меня война, жестокая и беспощадная, и я не могу звать твоих подданных за собой. Я долго жил в ваших краях, я полюбил твой народ, и потому уйду один.

Вести опечалили короля Ильвё, ибо высоко чтил он Высокого и надеялся, что могучий дух из-за пределов привычного мира откроет его народу неведомые доселе пути. И потому сказал он так:

— Досточтимый, но мы очень многому научились от тебя. Тьма и бродящий в ней Ночной Охотник более не пугают нас, мы способны теперь постоять за себя. Благодарность наша тебе безмерна, и многие лихие удальцы моего племени хотели бы бросить вызов неведомому — под твоим водительством. Да что говорить о них, я сам чувствую влекущий зов небывалого, невиданных путей, что пролегли за привычными нам звёздами.

— Если бы речь шла просто о невиданных путях и дальних мирах, — ответствовал Высокий, и голос его полнила горечь, — я не стал бы колебаться ни мгновения. Но мне предстоит бросить вызов великой и почти необоримой силе, по сравнению с которой вся мощь столь пугающего вас Ночного Охотника — поистине лишь детские забавы. Не скрою, я хотел позвать тех, кто вызовется сам пойти вместе со мной. Но сейчас я понял: сделать так — значит уравнять себя с моими врагами, приведшими на смертное поле бесчисленные множества тех, кто служил им или из страха, или по алчности.

(Комментарий Хедина: сделаем скидку на понятную комплементарностъ эльфийской рукописи, однако Старый Хрофт тут несколько слукавил: за Молодыми Богами шли отнюдь не из одних лишь страха или алчности, хотя таких тоже хватало. Ракот в своё время тоже никак не хотел в это поверить, надеялся, что рати Обетованного разбегутся, не желая жертвовать жизнью за тех, кого мой восставший брат в своих зажигательных речах именовал не иначе как «кровавыми тиранами».)

— Не проси за своих соплеменников, великий король Ильвё. Я предсказываю твоему народу великую войну, войну с богами, и она разразится на твоей памяти. Она случится не скоро, но так и век твой весьма долог.

— С какими же богами ты пророчишь нам битву? — спросил владыка эльфов, ибо сказанное Высоким засело в его душе, словно тёрн. — Будут ли это владыки нашего мира? Однако они добры, если судить по Кователю или Истинному Охотнику…

Долго молчал Высокий, а когда наконец ответил, слова его показались королю туманными и неясными, словно дух-скиталец намекал на нечто совершенно иное.

— Король, бессчётные века протекут, прежде чем случится эта война. А случится она, когда ваш дух возжаждет истинной свободы и осознает, где именно она лежит. И тогда на вашем пути воздвигнется преграда. Неважно, как будут её звать, именем света ли, тьмы ли она попытается закрыть вам путь — но это случится. Случится, когда вы будете готовы. И тогда, не сомневайся, правитель Ильвё, сама судьба поведёт вас в бой. Вам просто окажется некуда деваться.

— У нас не останется выбора? — спросил встревоженный король.

— Вы сами решите, что его не осталось.

— Но как же твоя война, Высокий?

— Я буду вести её. Но для этого мне не потребуется множества воинов. Достаточно будет одного — в правильном месте и в правильное время.

И, простившись так с владыкой Вод Пробуждения, Высокий скрылся из пределов нашего мира, оставив свой дом, полный сказочных диковинок, но закрыв дорогу к нему — именуемую Тропой Соцветий — от всех, кто нечист помыслами.

Никогда больше не видели Высокого в пределах нашего мира, никогда больше не открывалась дверь его дома…

(Комментарий Хедина: однако по меньшей мере один раз Старый Хрофт там оказался — иначе как бы угодил в его книгу этот отрывок?..

Итак, бог Один отказался от мысли создать армию. Мол, тогда он ничем не будет отличаться от Молодых Богов и не поведёт на убой тех, что доверились ему. Похвальное намерение, что и говорить; Боргильдово поле, надо полагать, не прошло бесследно. Получается, что именно там он решил, что армиями и легионами с Ямертом и компанией не управиться; и получается, что именно там он решил, будто ему может помочь один-единственный воин «в правильном месте и в правильное время».

Ракот?! — вдруг обожгла меня догадка.

Но почему, почему Старый Хрофт отказался от изначальной мысли собрать войско? Понял ли он, как заявлял в самом начале рассказа, ту самую «магию Молодых Богов»?

Отрывок эльфийской рукописи кончался, дальше вновь начинался манускрипт, написанный рукою Старого Хрофта. И начинался он как раз с искомого ответа.)

* * *

Да, армия эльфов-чародеев, обученных рунной магии — не Хьёрварда, не их родного мира, но рун всего Упорядоченного — на неё надеялся Отец Дружин, вновь, в согласии с собственным прозвищем, стоящий у рождения новых полков. Он строил её медленно, постепенно, лаская память превкушением мести, как ласкают нёбо старым мёдом. Ему некуда торопиться, смерть суждена ему в бою, а не от старости. Пророчества Рагнарёка исполнятся, пусть и не точно в том виде, как их изрекла вёльва.

Когда он сражался на Боргильдовом поле, он сохранял себя. Теперь Отец Дружин понимал это чётче, чем когда-либо. Ему казалось, что «главная схватка» впереди, а когда дело дошло до рукопашной с Ямертом и его роднёй… оказалось, что битва уже проиграна.

Второй раз он не повторит той же самой ошибки.

Дважды он пытался обмануть высшие силы (если они только есть), дважды «приносил сам себя себе в жертву»: первый раз, чтобы познать руны Хьёрварда, второй раз — чтобы узнать правду о грозящем нашествии.

Третьего раза не допустит судьба и не потерпит его собственная честь.

Но сделать это надлежало так, чтобы смерть Древнего Бога стала бы тем огнём, что обратит в пепел убивших его родню и захвативших его мир. Упорядоченное пронизано потоками дикой, необузданной и никому не покорной силы, и даже Ямерту не удастся накинуть на неё узду, потому что иначе остановится сама жизнь.

Но, кроме самого Древнего Бога, пусть даже всё для себя решившего, требовались те, кто способен эту силу направить.

И эльфы этого юного мира подходили как нельзя лучше.

Они жадно тянулись к знаниям, они наивно верили в высшую справедливость. Они боялись Тёмного Охотника, похищавшего их родню, но, в конце концов, кто-то всегда погибает и от естественных причин. Тот самый «Чёрный Властелин», о котором толковали и Охотник, и Кователь, до сих пор не двинул против эльфов свои неисчислимые армии.