– Не волнуйтесь, небольшая тренировка перед визитом к герцогу, – разбил мои умозаключения Штаден. – Не надо так пугаться.

Говорить, что я не испугалась, не стала: в это даже я сама не поверю, не говоря уж о Штадене. До ресторана, того же, что и в первый раз, мы дошли в мрачном молчании. Выглядели так, что, думаю, даже герцогиня теперь ни за что не поверила бы, что нас что-то связывает, кроме ролей охранник-охраняемая. Может, на герцогском приеме к ним вернуться? Я вспомнила перекошенную физиономию Матильды, когда Штаден меня поцеловал… Нет, даже если эта особа решиит, что помолвка фиктивная, отыграется и на мне, и на Штадене. Лучше про нее пока вообще не вспоминать: зло, о котором не думаешь, как бы не существует. Не думать о герцогине, не думать о поцелуе…

– Какие у нас планы? – спросила я мрачного Штадена. – Если уж карантин закончился, а Кристиан так ничего и не выдал.

– Сходить на герцогский прием, разумеется. А почему вы считаете, что Фальк ничего не выдал? Выдал, что боится. Интересно, приятель вашей сестры действительно существовал? О нем не знает ни Брун, ни Вайнер. Один Кристиан говорит уверенно, но отказывается сообщать кто.

– По письмам Марты я поняла, что у нее кто-то появился.

– Значит, будем исходить из того, что роман был, и, скорее всего, с женатым инором.

– Почему с женатым? Марта бы никогда на это не пошла!

– Почему тогда она скрывалась даже от вас?

Я недоуменно повела плечами.

– Мало ли какие причины были у сестры.

– Например? – заинтересовался Штаден. – Насколько я понял, вы были очень дружны и секретов друг от друга не имели. Как вариант, в письме было имя, но вас заставили его забыть.

– Вы сейчас о Кристиане? Но с Мартой было не совсем так – заставили не забыть, а изменить отношение к ее смерти. – И тут до меня дошло, на что он намекает: – Вы думаете, Кристиан – тот самый инор, с которым она встречалась?!

– Весьма маловероятно, ибо я не вижу причины, по которой они скрывались, но отбросить такой вариант нельзя. Потом, Фальк точно знает правду о смерти вашей сестры, и именно поэтому, когда понял, что вы расспрашиваете о Марте, решил убрать вас из Траттена.

– Вы же говорили, он ревнует? – не удержалась я.

– И это тоже.

Разговаривая, Штаден не забывал есть. Мне же кусок не лез в горло. Все оказалось слишком запутанно и страшно. Я бессмысленно накалывала еду на вилку, стряхивала ножом и опять накалывала. Это создавало видимость обеда. Впрочем, не поручусь, что часть с тарелки все же не перекочевала в рот, но ни вкуса еды, ни того, что я вообще что-то ела, я не ощущала. В принесенный чай вцепилась с облегчением.

– Возвращаемся в гарнизон?

Спросила я больше для порядка. Никаких дел у нас в Траттене не было. Во всяком случае до осмотра герцогского розария.

– Нет, прогуляемся по городу, – неожиданно ответил Штаден. – Кое-что осталось незаконченным.

– Что?

– Осмотр Траттена, разумеется. Если не хотите со мной, могу проводить до гарнизона, поступите под охрану Вайнера.

Гарнизон без Штадена совсем не привлекал: там и без Бруна хватало офицеров со странностями, а Вайнер больше интересовался пациентами, чем происходящим.

– Он свой сейф сохранить не может без чужой помощи, – проворчала я. – Нет уж, лучше пройдусь с вами, вдруг вспомню что-нибудь из того, что писала Марта, будет за что зацепиться.

После обеда Штаден выглядел довольным и медлительным, как сытый кот. Но похоже, прогуливался не просто так, а по вполне определенной причине, поскольку потянул меня в центр, но не туда, где обычно гуляет праздная публика, и хоть выглядел достаточно расслабленным, но его рука под моей была напряжена, а пальцы время от времени делали еле заметный пасс, уловимый лишь потому, что я шла рядом. Но объяснять он явно ничего не собирался, да и вообще молчал, поэтому я просто печально разглядывала симпатичные особнячки, утопающие в зелени. Кремер сказал правду – роз в Траттене множество, самых разных форм, размеров и окрасок. Наверное, здорово было бы жить в одном из таких домов, как этот – с солнечными часами посреди огромного розария, или этот – с плющом, увившим не только здание, но и забор, или этот – с розами на стене. Этот… С розами…

– Гюнтер, розы! – возбужденно сказала я.

– Да-да, здесь одни сплошные розы, – отмахнулся он, явно занятый другой мыслью.

– Да посмотри же! Точно такие же розы, как под моим окном. Только куст больше.

Куст был не просто больше. Он был огромен, он заплетал всю стену, почти не оставив пустого места. И цветы были ему под стать: большие, тяжелые, лениво покачивающиеся под ветром.

– «Марк Фогель. Целитель» – прочитал Штаден надпись на табличке. – Если не ошибаюсь, герцогский?

На удивление, Матильда в спектакле не участвовала: то ли трезво оценивала свои силы, то ли не хотела их распылять. И без того она лавировала между мной и мужем, пытаясь каждому показать, что все ее внимание – только одному. Получалось плохо, поскольку при этом она пыталась игнорировать «леди Штрауб», которой столь же пристально интересовался герцог. Рядом они смотрелись забавно, я уже забыл, что Матильдин муж тоже рыжий, но его рыжина не была столь яркой и солнечной, как у Фридерики, возможно, потому что прилично разбавилась сединой. Был он все так же пузат, а росту если и прибавил, то за счет каблуков, но это не мешало ему вести себя так, словно он – ценный приз для любой дамы. Его внимание к «моей невесте» было столь явно и навязчиво, что я был вынужден встать между ними. И ведь предупреждал же ее, так нет, улыбается каждой дурацкой шутке этого типа. Похоже, герцогский титул разжижает мозги всем особам женского пола.

Хорошо, что наконец начался спектакль и герцог вместе с супругой вынужденно нас покинули, поскольку их кресла стояли в отдалении от остальных. Этакое провинциальное подобие королевской ложи. Фридерика проводила их рассеянным взглядом и с интересом уставилась на сцену. Я же принялся осматривать зал, небольшой, но очень пышно украшенный. Кресла для гостей, мягкие и удобные, не шли ни в какое сравнение с креслами герцогской четы, которые напоминали скорее троны, пусть и выглядели новоделами. Интересно, кто воплотил свои мечты о власти: сам герцог или его супруга?

Гостей было немного, персон двадцать, по-видимому, из местных, потому что я никого, кроме Циммермана, не знал, а представить нас никто не озаботился. Полковник, пришедший без жены, с умилением наблюдал за передвижениями по сцене вульгарно накрашенной особы, которая время от времени разражалась игривыми куплетами. Голосок у нее был приятный, но слабый, явно не для столичных театров, но в небольшом зале звучал хорошо.

– Талант, какой талант, – еле слышно выдохнул восхищенный полковник.

И этот инор утверждал, что брак уберегает от ошибок? Не слишком заметно, чтобы его собственный брак на что-то влиял. Не думаю, что инора Циммерман, манерная особа с вечно поджатыми губами, снующая по гарнизону в поисках с кем бы поругаться, отказалась бы от развлечений. Не считать же за таковые постоянные проказы детей? Интересно, какую причину выдумывает полковник, чтобы не брать супругу с собой? Уверен, герцогское приглашение приходит на обоих.