На второй вечер я обнаружила под своей дверью плетеную корзину с цветами. Присев на корточки, я осторожно коснулась белого махрового лепестка, а затем — сердцевидного листочка на высоком стебле. Цветы неуловимо напоминали лесные колокольчики, но память почти сразу подсказала, что я ошибаюсь.

Мальва — так назывались цветы, которые на языке флористики, распространённом в высшем свете, означали мольбу о прощении. Я разочарованно вздохнула. Дарителем точно был не Блэк.

Я все равно подняла корзину с пола и занесла ее в комнату. Эффектные жесты с выкидыванием букетов мне всегда казались излишне претенциозными.

Три вечера подряд я упрямо открывала учебник и старалась выполнить несложные упражнения, направленные на тренировку внимания и выработку умения концентрироваться. Вместе с любопытством и чувством удовлетворения от того, что делаю что-то действительно важное, я испытывала и разочарование. Мне хотелось большего. Гораздо большего, чем просто вызывать огонь в своей ладони и смотреть, как он принимает причудливые формы, подчиняясь моему мысленному приказу. Все настойчивее в памяти всплывал полигон боевых магов. Интересно, каково это — пройти полосу препятствий? Что чувствуешь, когда можешь в полной мере использовать свой дар, не боясь быть пойманным на месте преступления? На что похожи ощущения от огня, срывающегося с ладоней настоящим неукротимым пламенем?

Эти мысли все чаще занимали меня, иногда даже вытесняя опасения насчет приближающегося бала. В душе зарождалось что-то, до этого незнакомое мне. Возможно, оно всегда там было, скрываясь где-то на задворках, но только сейчас я уловила это горячее, обжигающее «нечто», заставляющее кровь в жилах течь быстрее. И чем сильнее разгорался пожар внутри, тем острее я понимала, что не позволю разорвать эту связь. Я не допущу, чтобы дар внутри меня исчез.

Ведь магия во мне не может снова замолчать, когда я вернусь домой, верно?

* * *

— Эльвира Барклей, взошедшая на костер как ведьма в 1621, годом ранее предсказала чуму. Ее послание не было зашифровано, и историки до сих пор спорят, правильно ли с этической точки зрения поступила пророчица. К слову, король Эдмунд III…

Даты и имена сыпались из меня, как из рога изобилия. Губы сами произносили нужные слова. Память услужливо предоставляла нужные сведения. Признаться, в последнее время мне удавалось все быстрее ориентироваться в воспоминаниях Амелии. Я все сильнее уверялась, что скоро смогу это делать автоматически, не прилагая никаких усилий. Личные переживания оставались для меня по-прежнему закрытыми, но, думаю, это и к лучшему. Подглядывать за чужими чувствами через увеличительное стекло чужой памяти было бы неприлично.

Я так увлеклась, рассуждая о жизни знаменитой пророчицы, что не сразу заметила мальчишку, мнущегося на пороге аудитории. Он подскакивал на месте и пытался поймать мой взгляд.

— Мисс Бартон! — театральным шепотом позвал он.

Я, перестав расхаживать по залу, остановилась возле одной из парт и прищурилась. Кажется, этот тот же самый парнишка, что в первый день передавал мне послание от ректора. Сердце сдавило дурное предчувствие.

— В чем дело? — не очень вежливо спросила я.

— Мисс, ваша сова… — мальчишка замялся. Его рука потянулась к макушке, чтобы нервным и немного виноватым движением пригладить вихры. — Ее отравили, мисс! — выпалил он.

Пару минут спустя я уже бежала по лестнице, прыгая через ступеньку. Учитывая длину юбки, у меня были все шансы запутаться в подоле и сверзиться, сломав себе шею, но в тот момент я об этом не думала.

— Она… она… — слова приходилось буквально выталкивать из себя. Я задыхалась, но причина была не в бешеном беге по бесконечно длинным коридорам замка. — Умерла?

«Белая смерть. За ней придет вторая, совсем другая», — вспомнились мне слова бабушки Элизабет.

В горле появился ком, а в голове испуганными птицами заметались мысли. Одна страшней другой. Перед глазами замелькали картинки, сплошь черно-белые, заставляющие бежать еще быстрее.

— Мисс, я не знаю, — растерянно ответил парнишка. Он едва поспевал за мной. — Ваша горничная послала меня за вами.

— Мисс Пруденс? — удивилась я и решила отложить расспросы на потом.

Когда я взлетела по узкой лестнице к себе в комнату, спина под накинутым, но незастёгнутым пальто была мокрой от пота. Блузка противно липла к влажной коже. Лоб покрылся испариной. Мне пришлось раздраженно убрать за уши несколько выбившихся из прически прядей.

— Что тут… произошло?

Пытаясь восстановить дыхание, я глотала ртом воздух. Тот вдруг застрял где-то в глотке. Мисс Пруденс, стоящая ко мне спиной, обернулась. На ее руках лежала Букля, безжизненная и неподвижная. Ее белые полураспахнутые крылья, казалось, навечно замерли в последней попытке взлететь.

— Мисс, — в голосе горничной звенели слезы, — я пришла прибраться и увидела вашу сову. Ее трясло. Я испугалась. А она вдруг как закричит! — мисс Пруденс вздрогнула, слова давались ей с трудом. — Клянусь Единым, я не трогала ее!

Я механически протянула руки, и в них тут же с явным облегчением вложили Буклю. От нее все еще исходило тепло, и сердце сжалось. Глаза защипало.

— Букля… — почти беззвучно прошептала я.

Ее сильное тело казалось каким-то слабым и беззащитным. Волна жалости, вины и боли захлестнула меня. Не мигая, я смотрела на своего питомца. Неужели предсказание начало сбываться?

Я сморгнула слезы и застыла.

Подождите, что это?

Позабыв о слезах, я неверяще установилась на левое крыло. Мне показалось, или оно и правда шевельнулось?

Я склонилась к Букле и не сразу, но различила неровное биение сердца. Она еще жива!

Не помня себя от страха, я сорвалась с места, едва не сбив с ног любопытного парнишку, так и не вышедшего из комнаты. Мне в спину полетели вопросы мисс Пруденс, которые я полностью проигнорировала. Нет времени! Счет, возможно, пошел на минуты.

Кровь стучала в висках, сбившееся дыхание рвало горло. Сзади по шее стекал пот. Я не видела ничего вокруг, поэтому неудивительно, что налетела на мужчину в дверях общежития. Не удостоив его даже взглядом и успев заметить только лакированные черные ботинки, я вполголоса выругалась и грубо оттолкнула его с дороги.

— Мисс Бартон!

Я вздрогнула и обернулась. На меня смотрел Блэк, так, как умел смотреть только он: пристально, внимательно и невозмутимо. Клянусь, в этот момент я увидела, как шестеренки в его голове быстро вращаются, прокручивая происходящее. Эта бешеная работа мысли находила отражение в его глазах, заставляя лед в них рассыпаться осколками.

— Букля! Я не уверена… Кажется, ее отравили.

Не задав ни одного вопроса, он выскочил на улицу вслед за мной.

— Отнесите ее в лечебницу, — бросил он. — Эванс может помочь. Я приведу ректора.