К дому подъезжали автомобили, пролётки и самокатчики, люди поднимались и спускались, теперь агенты и уполномоченные не таились и действовали открыто. Радкевич даже дышать боялся, он выждал как минимум часа два, пока всё не стихло, и только тогда поднялся.

— Уходим, — приказал Петьке. — Шпуле мы уже не поможем, самим бы на свободе остаться.

— На машине?

— На извозчике, идиот, машина больно приметная. Да поторапливайся, своё бы спасти.

Но на Генеральной, куда они приехали, уже вовсю орудовали чекисты, рядом с рестораном чадили бензиновой гарью несколько милицейских грузовиков. А из дома на Бужениновской улице выносили вещи, во дворе стоял Зуля в наручниках, покачиваясь на ветру.

— Твари, — прошипел Герман, прикидывая, что сотни червонцев, которые лежали в кармане, надолго не хватит, — про этот дом только Шпуля знал. Хотя нет, не только он. Точно, шофёр Коврова меня подвозил. Сволочи, они с чекистами заодно. Ну ничего, Петька, мы своё вернём.

Бахматов проверил список жильцов, отыскал в коммунальной квартире одиннадцатую комнату, из всех дверей без отметок выбрал наиболее подходящую. Дверь эта была заперта, но второй агент угро обладал необходимой физической силой, и снёс створку с петель.

Внутри обнаружились двое мужчин, они перетряхивали одежду, вспоротый матрац пучился комками ваты, мебель отодвинули и частью разобрали. Обыск мужчины делали практически бесшумно, проходя по коридору, никто бы и не заподозрил, что здесь кто-то есть. Инспектора Бахматова и агента первого разряда Минца встретили спокойно и без опаски, даже когда им пригрозили револьверами. Мужчина лет сорока вытащил из кармана удостоверение сотрудника ОГПУ.

— Уполномоченный Фельдман. А вас я знаю, товарищ, вы — Бахматов из угро, так?

Бахматов кивнул, показал журнал, где карандашом была написана фамилия нанимательницы комнаты.

— Лежал в комнате Разумовского, — объяснил он. — Наверняка она подсунула, по ошибке или случайно, как тайный знак.

— Ума палата, сама себя заложила, — вздохнул чекист, — коммерсанта задержали?

— Только что.

— В тайнике было что-нибудь?

— Нет, только деньги, он их он не успел положить.

— Значит, точно здесь припрятала, больше негде. Спасибо, товарищи, справимся сами.

Бахматов кивнул, и уже собирался сказать Минцу, что их другие дела ждут, как тот приподнял детский деревянный грузовик, стоящий около стены.

— Леонид Лаврентич, смотрите, тут фанерка двигается, гвозди не до конца воткнуты, а внутри что-то болтается.

Чекисты насторожились, Фельдман пододвинул на столе чашку и кастрюльку с подсохшей кашей, посмотрел на Бахматова.

— Давай, Гриша, — распорядился тот.

Агент поставил игрушку на стол, поддел ножом фанерку, откинул в сторону. Под ней лежали два свёртка, в одном были деньги, толстая пачка червонцев, а в другом — несколько украшений с драгоценными камнями.

— Ведь куда прятала, падла, — выдохнул чекист, — ну ты молодец, паря, глаз — алмаз, вот что значит опыт, пришли и сразу же нашли.

Шестопалова на работе вооружилась шваброй и ведром, и начала отмывать грязь и пыль. Лацис, которого она ждала, приехал на работу только к половине одиннадцатого, до этого времени Анфиса извелась. Как только замначальника зашёл в свой кабинет, по пути ущипнув машинистку за задницу, она тут же заявилась туда, сначала для виду протерев приёмную комнату.

— Я ничего класть не стала, — сказала она, проверив, плотно ли заперта дверь. — Кто-то в комнате ходил, сначала хотела спросить, не твой ли человек.

— Нет, — Лацис нахмурился, вытер лоб потолком, — разве что наши новые дружки кого навели. Плохо, Фиска, придётся место менять. где вещички, что я передал?

— Дома спрятала.

— А деньги?

— Вместе с цацками положила.

— Вот что сделаем, ты отсюда никуда не отлучайся, а я съезжу на извозчике, заберу вещички. Деньги тебе оставлю, как договаривались.

— Мы на другие деньги договаривались, — лицо Шестопаловой заострилось, сделалось хищным, всё очарование наивности пропало, — сто тыщ ты мне должен.

— Так это если весь товар продать, а ушло немного совсем, вот за него и получишь, — Лацис недовольно поморщился, — может, ты и навела кого. И вообще, ты как после работы домой придёшь, езжай на вокзал, телеграмму сочини, будто сестра болеет, и чтобы ноги твоей в Москве к вечеру не было, а про меня забудь. Если схватят тебя легавые, молчи, про меня ни слова, а то и сама долго не проживёшь, и ублюдка твоего выкину на улицу, пусть подыхает.

Шестопалова прикусила нижнюю губу. Судя по всему, Лацис собирался от неё избавиться, жалкие крохи кинуть после всего того, что она сделала. Решение пришло спонтанно, женщина подошла поближе, шаря в кармане сарафана, а потом ловко подхватила тяжелое пресс-папье со стола и ударила им Лациса в висок. Одного раза не хватило, она добавила ещё несколько раз, мужчина качал головой, хрипя, Шестопалова вытащила из кармана пакет с отравой для крыс, полной горстью засунула вонючие шарики Лацису в рот, вжала в губы стакан с чаем. В стакане был налит кипяток, но Генрих Янович уже мало что соображал, он сделал несколько глотков, не чувствуя, как гортань обожгло, а растворившийся яд упал в желудок, и откинулся на спинку кресла, вывалив язык. Шестопалова несколько раз провела шваброй по полу, вышла в приёмную.

— Генрих Янович велели не беспокоить его, — сказала она машинистке, — он позовёт.

Та кивнула, про отношения уборщицы и начальника она догадывалась, правда, раньше они запирались в кабинете минимум на полчаса, а тут быстро управились. Анфиса прошла дальше, торопливо подтирая за служащими следы сапог. Вынеся для Лациса драгоценности из кладовых, она не удержалась, и сделала себе запас, который лежал там же, где она взяла яд. В подсобке. Почти восемь килограммов золотых украшений, Шестопалова выбирала те, где камни покрасочнее и металла побольше, они наверняка были самыми дорогими. В основном кольца и браслетки.

В подсобке уборщица ссыпала цацки в ведро, накрыла их грязной тряпкой, и пошла за водой на улицу. Бочка стояла во дворе дома, наполнив ведро так, чтобы вода только прикрывала тряпку, женщина не стала возвращаться обратно, а направилась к Дегтярному переулку.

— Гражданочка, — окликнули её, — постойте.

Женщина останавливаться не стала, наоборот, ускорила шаг, на ходу обернулась и увидела мужчину в форме, который спешил к ней с угла дома.

— Гражданка Шестопалова, остановитесь, — крикнул он.

Уборщица перешла на бег, ведро больно било по бедру, вода расплёскивалась. Преследователь остановился, вскинул наган, выстрелил. От него до женщины было метров сорок, стрелок целился в ногу, но ствол повело вверх и влево, первая пуля ушла в молоко, а вторая попала в левую часть спины. Прямо в сердце. Анфиса споткнулась, рухнула на колени, качнулась и медленно упала лицом вниз, ведро выпало из рук, выплёскивая на мостовую вместе с водой и грязной тряпкой царские сокровища. Со стороны Дегтярного переулка спешили бойцы ОГПУ.

Драгоценности аккуратно сложили обратно в ведро, и занесли обратно в Гохран, где уже начался переполох. Кальманиса арестовали, он сидел у себя в кабинете бледный и дрожащий, дверь комнаты Лациса выбили, и сразу же вызвали санитарную повозку — помощник начальника Гохрана был без сознания, из его рта с каждым выдохом появлялась серо-коричневая пена. К краже государственных ценностей прибавилось покушение на убийство.

Найденный в доме Радкевича ящичек с золотыми империалами пока что никто с убийством Льва Пилявского не связал. Дело так и лежало у субинспектора Панова, а опись изъятых на Бужениновской улице ценностей только на следующее утро направилась помощнику прокурора при уголовном розыске Самсону Тагеру.

Глава 23+Эпилог

Глава 23.

О том, как прошла операция по задержанию похитителей, Ковров мельком узнал от Мальцевой в тот же вечер понедельника, а уж в подробностях она расписала всё ему через три дня, в четверг, когда пришла сказать, что сотрудничество Коврова с ОГПУ окончено и он может возвращаться в Ленинград. Женщина была в приподнятом настроении, отношениями с Гершиным она давно тяготилось, а тут такой удобный случай подвернулся, любовничек сидел в камере и выдавал всех подряд, в том числе своих подельников на советско-персидской границе и в Польше. Правда, о том, из-за чего его задержали, ничего полезного он не сказал, имени продавца не знал, те, кто хотели купить золотишко и камушки, находились в Варшаве и для ОГПУ были недосягаемы. Но главная подозреваемая и так была поймана, точнее — уничтожена, её подельник, Карлас Кальманис, пока что отпирался и валил