Две минуты спустя ба выходит за дверь и с моим, и со своим телефонами в кармане. По средам Леди остаётся дома, потому что у Кэрол, собачьей няньки, занятия в колледже. Думаю, Леди привыкает к моей невидимости. Во всяком случае, пугаться она перестала.

Мне надо действовать быстро.

Если я не появлюсь в школе, миссис Монкур, администраторша, свяжется с ба примерно через час, чтобы выяснить, куда я запропастилась. А потом всё действительно пойдёт наперекосяк.

Наперекосяковее.

Я не собираюсь во второй раз проделывать фокус с разгуливанием-по-улице-голой-но-невидимой. Я просто не могу. Во-первых, собирается дождь, а кроме того, у меня уже ноги болят от вчерашнего бега босиком и стояния на разбитых фарфоровых собачках.

Так что придётся опять маскироваться. Чулок на голову, капюшон пониже, солнцезащитные очки, дождевик, штаны, ботинки…

Опустив голову, я выхожу из дома и мчусь в школу. Я могу успеть за восемь минут.

У главного входа толпятся мои одноклассники, которые совершенно не замечают, как я пробегаю мимо по противоположной стороне дороги. Лучше зайти через задний вход. Там народу поменьше.

На этот раз мне некогда беспокоиться о камерах видеонаблюдения, и кроме того, облако дыма, поднимающееся над рододендроновыми кустами, даёт мне понять, что внутри того, что я привыкла считать своей раздевалкой, сейчас кто-то курит.

Я дожидаюсь перерыва в тонкой струйке учеников, стекающихся к воротам, и тоже подхожу. Я прижимаю невидимый большой палец к панели безопасности. Как устройство его считывает? Понятия не имею, но всё же считывает, и ворота распахиваются. Я не вхожу, и этого вообще никто не замечает.

Таким образом я отметилась как якобы присутствующая. Первым уроком у нас сдвоенная физика, и есть вероятность, что мистер Паркер заметит моё отсутствие, но есть и вероятность, что не заметит…

Вернувшись домой, я снимаю маскировку и надеваю тапочки и пижаму. Так я просто чувствую себя менее странно. Леди подходит ко мне и виляет хвостом, и это поднимает мне настроение.

Я беру трубку домашнего проводного телефона. Я хочу позвонить Бойди, но мой телефон у ба, а его номера я не помню. А пока мне нужно узнать ещё один номер.

Домашний телефон хранит в памяти двадцать последних набранных номеров, но на экранчике отображаются только цифры. Остаётся только надеяться. Один за другим я начинаю звонить по ним, набирая перед каждым 141, чтобы мой собственный номер не определялся. Некоторые люди не отвечают на такие вызовы. Придётся просто рискнуть.

0191-878-4566. Голосовая почта. «Это преподобный Генри Робинсон. К сожалению, сейчас я не могу ответить на ваш звонок, пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».

0191-667-5544. «Алло, Диана у телефона…» Я вешаю трубку.

0870… нет, это вообще не личный номер.

118 118… нет, это справочная.

Я дохожу до пятнадцатого номера, но так и не сдвинулась с мёртвой точки. Кажется, все эти номера принадлежат либо друзьям ба, либо каким-то организациям или переключаются на голосовую почту. На шестнадцатом и семнадцатом просто идут гудки безо всякого ответа.

В восемнадцатом я узнаю приёмную школы.

Девятнадцатый – мой мобильный, на который ба, видимо, звонила.

Так что в памяти телефона остаётся последний номер.

Незнакомый мне номер мобильного. Я вообще-то видела его в списке и не решилась позвонить, потому что хотела делать всё методично и потому что волновалась о том, что может произойти, если кто-то всё-таки поднимет трубку.

07886-545-377. Если бы я могла видеть свои пальцы, я бы смотрела, как они дрожат, нажимая кнопку повторного набора.

Отвечают моментально.

– Алло. Говорит Ричард Малкольм.

Мой папа.

Зачем мне звонить папе?

Ну, а кому бы вы позвонили в случае чрезвычайного происшествия? Знаю, знаю: мамы – это классно. Вообще-то большинство знакомых мне мам великолепно справляются с большинством чрезвычайных происшествий. Мама Такса Гудбоди вообще родила его на заднем сиденье такси (так он и получил своё имя), а мама Холли Мастернак раньше работала парамедиком. Просто, учитывая, что я выросла и без мамы, и без папы, думаю, я имею право выбирать, и прямо сейчас я выбираю папу.

(Я не хочу показаться бестактной. Возможно, у вас нет папы. Я понимаю, и в таком случае мне очень жаль. Не забывайте: до вчерашнего вечера у меня его, по сути, тоже не было.)

Я думаю о своих знакомых, чей папа с ними не живёт. Хейли Броад, например: её папа служил в Афганистане и погиб там, и она ненавидит своего отчима.

Особо не задумываясь, я могу назвать по меньшей мере шесть человек, у которых нет пап. Отчимов я не считаю: отчимы (за исключением отчима Хейли Броад) – это, насколько я могу судить, те же папы. (Что касается папы Бойди, что ж – у них там явно что-то не то, я уверена, только не знаю, что.)

Любой мужчина может быть отцом. Но не думаю, что каждый мужчина может быть папой.

И я хочу дать своему папе шанс. Пока что я даже не знаю, что произошло между ним и мамой, ним и ба, даже между ним и прабабулей, потому что она как-то замешана в этом, и, хоть ей и сто лет, ей не отвертеться от вопросов, когда я в следующий раз загляну в «Прайори Вью». Что, кстати говоря, может произойти раньше, чем она ожидает.

Могу лишь предположить, что он хочет меня увидеть. Правда же? А зачем ещё ему заявляться после десяти лет затворнической жизни так далеко от меня, что дальше только космос?

Я хочу дать папе шанс помочь мне в трудную минуту – самую трудную, какая только бывала у меня в жизни.

Поэтому и звоню ему.

– Алло, – говорю я. – Это Этель. Этель Ледерхед.

Долгая пауза.

– Твоя бабушка знает, что ты мне звонишь?

– Эм… нет.

– А откуда у тебя мой номер?

Я себе не так это представляла – если представляла вообще. Я ожидала (надеялась, возможно) скорее, нечто вроде: «О боже мой, моя давно потерянная дочь, как чудесно слышать твой голос. Моё сердце болело каждый час разлуки с тобой…»

Допроса я не ожидала.

– Твой номер? Он сохранился в памяти телефона.

– Понятно, и… Слушай, это немного неловко, понимаешь…

– Ты мой папа?

Я слышу доносящийся из трубки вздох. Долгий такой вздох, в котором будто скрывается десять лет сожалений.

– Да. И мне очень жаль, что…

Я его перебиваю. Сможет извиниться попозже.

– Ты где?