— Добро пожаловать, Ваше Сиятельство! Друзьям барона Луи всегда рады в моем доме. Я счастлив лично познакомиться с человеком, не раз рисковавшим своей жизнью ради восстановления Великой пекторали…

— Я был одним из многих, — поправил его Альдо, пожимая протянутую руку. — Без Адальбера Видаль-Пеликорна и ваших камней, так искусно ограненных, я бы никогда не достиг цели.

— Кто знает, кто знает… Но, прошу вас, садитесь и расскажите, что вас привело ко мне? Что вам предложить: чай, кофе, горячий шоколад?

— На ваш выбор, — очень тихо ответил Альдо, опускаясь в кресло из черного дерева с желтыми подушками. Он отчаянно боролся с желанием разрыдаться, так как он только в этот момент заметил, что у Якоба Мейзеля нет левой руки! Этот улыбающийся человек с приятным лицом, добрыми серыми глазами, теплым голосом ничем ему не поможет! Альдо собрался просить его о подвиге, который мастер, увы, уже не мог совершить…

Морозини всегда великолепно владел собой, но на этот раз его отчаяние, судя по всему, не осталось незамеченным, потому что, усаживаясь, Мейзель, произнес:

— Несчастный случай, в результате которого я лишился руки, произошел совсем недавно, и барон Луи об этом не знал. — Что же с вами случилось? — Глупость! Полгода назад на набережной я попал под фургон. Руку пришлось ампутировать, но я надеюсь, что смогу носить протез. Вы очень расстроились, не так ли?

— Больше всего меня печалит, как опечалит и барона Луи, несчастье, уготованное вам судьбой. — О, есть и худшие беды! Я уже не молод, а мои жена и дети изо всех сил стараются мне помочь… Не хотите ли добавить капельку джина в ваш кофе? Что-то подсказывает мне, что вы в этом нуждаетесь!

В глазах огранщика запрыгали веселые искорки, и Альдо не сумел удержаться от улыбки. — Вы читаете по моему лицу, как по открытой книге! Я с удовольствием добавлю джин. Кофе был отличным, а джин только подчеркнул его аромат. Они выпили по две чашки, и Мейзель заговорил снова:

— Возможно, ваш случай не безнадежен. Так расскажите мне, в чем дело?

— Вам известно, что я видел камни, ограненные вами. Копии были выполнены мастерски. Например, «Голубая Звезда», сапфир вестготов, некогда стоивший жизни моей матери… По совету Ротшильда я хотел просить вас изготовить для меня копии пяти изумрудов, совершенно особенных. Я полагал, что они исчезли в XVI веке, но они появились вновь и привели к трагедии…

— Что это за изумруды?

Альдо открыл портфель и вынул книгу, при виде которой Мейзель улыбнулся:

— У меня тоже есть такая! Симон Аронов нашел для меня экземпляр…

— Еще один из его подвигов! Насколько мне известно, в мире осталось всего пять или шесть книг!

— А что ему было не под силу? У него был настоящий талант. А потом он исчез, и я не смог даже узнать, что с ним случилось…

— Я расскажу вам об этом, потому что это я положил конец его страданиям…

Несколькими скупыми фразами Морозини рассказал о последних часах жизни Хромого из Варшавы, и мужчины долго хранили молчание.

— Итак, — с грустью сказал Мейзель, — я больше никогда его не увижу. Я это подозревал, но все-таки надеялся…

— Мне искренне жаль лишать вас этой иллюзии, потому что я знаю, насколько это может быть тяжело…

— Но правда всегда предпочтительнее, — с этими словами мастер вернулся к книге, которую Альдо открыл на нужной странице. — До несчастного случая я бы с удовольствием попробовал выполнить наш заказ, но теперь… — Он посмотрел на свой пустой рукав.

Но Морозини не собирался сдаваться:

— Возможно, есть кто-то, кого бы вы смогли научить? У вас есть дети! Сыновья?

— У меня действительно есть сын, но камни его не интересуют. Он выбрал путь служения Господу, и я не могу этому не радоваться. Это благословение для семьи…

Но в голосе огранщика прозвучали нотки сожаления, и Альдо не стал усугублять печаль мастера, напоминая о возможности взять ученика. Он закрыл книгу, убрал ее в портфель и встал.

— Вы правы. Это действительно благословение, а я счастлив представившейся мне возможности познакомиться с вами и поговорить о Симоне Аронове. Я могу вспомнить о нем только с вами, моим другом Адальбером и бароном Луи!

— Прошу вас, подождите минуту! Я был бы очень огорчен, если бы вы проделали столь долгий путь напрасно…

Мейзель подошел к средневековой длинной узкой скамейке из черного дерева, которую оживляли желтые подушки. Гранильщик снял подушки, поднял сиденье, и под ним обнаружился сейф. Он набрал шифр, открыл дверцу, что-то достал и положил в карман. Затем Мейзель вернулся к столу и положил на него два крупных изумруда удивительного зеленого цвета. Камни по размеру соответствовали тем, которые разыскивал Альдо…— Видите? — спросил огранщик — До несчастного случая я думал о том, чтобы повторить камни из ожерелья Монтесумы, и даже сделал два из пяти. Я собирался огранить их, когда у меня будут готовы остальные три. Но не успел. И сейчас я хотел бы, чтобы вы взяли их на память.

Альдо взял один камень и рассмотрел его в лупу ювелира, с которой никогда не расставался.

— Невероятно! — вздохнул Морозини. — Они совершенно идеальны и могут ввести в заблуждение любого эксперта. Как вы добиваетесь такого результата?

— Позвольте мне сохранить это в тайне! Я случайно нашел секрет успеха и поклялся, что унесу его с собой в могилу. Постарайтесь понять меня! Какого бы совершенства я ни добивался, это всего лишь фальшивка, которую можно приравнять к воровству!

— Не будьте столь строги к себе! В Средние века, например, во времена Крестовых походов часто путали изумруд и перидот, который еще называют оливином. Но украшения, при создании которых их использовали, не утратили своей ценности…

— Но это связано с их историей, хотя элемент фальсификации все равно присутствует. Симон Аронов легко мог воссоздать пектораль, не отправляя вас на поиски подлинных камней. Только он все равно осознавал, что в результате получится фальшивка, и пророчество Илии не сбудется. Но довольно об этом, — с этими словами он положил камни в кожаный мешочек с застежкой-кулиской. — Прошу нас, возьмите камни, я настаиваю. Доставьте мне удовольствие. Кто знает, может быть, они вам помогут.

Теперь «изумруды» лежали в ладони Альдо. Перед их великолепием не мог устоять даже такой искушенный эксперт, как он. И тут же ему в голову пришла мысль: а что, если найти огранщика в Париже? Пусть он сделает из них копии камней из ожерелья Монтесумы. Это позволит если не выиграть время, то хотя бы заманить врага в ловушку…

— От всего сердца благодарю вас, господин Мейзель, — наконец сказал Альдо. — Для меня честь познакомиться с вами… И если вы окажетесь в Венеции, я с удовольствием приму вас у себя…

По дороге в гостиницу Морозини позволил себе не торопясь прогуляться по набережным каналов, вдоль которых раскинули ветви старые деревья. Эти каналы, если смотреть на них с высоты птичьего полета, складывались в причудливую паутину на земле Голландии. Старинные дома с разнообразными щипцами крыш, расположенные вдоль берегов, узкие горбатые мостики придавали этим водным артериям неотразимое очарование, которому Альдо впервые поддался. Возможно потому, что он пребывал в меланхолическом настроении. Разумеется, Венеция под высоким синим небом была более величественной. Но переменчивое небо Амстердама соответствовало суровой красоте этого города, расположенного на несколько метров ниже уровня непредсказуемого Северного моря. Человеческий гений, создавший дамбы, защитил его от свирепых зимних штормов. Князь задержался возле уличных музыкантов с монументальной шарманкой, которых можно встретить только в Голландии. Эти огромные машины, украшенные яркими изображениями барабанов, колоколов, статуй и военных сцен, всегда собирали вокруг себя публику. Перенести их с места на место могли только три человека. Когда шарманка оказывалась в нужном месте, каждому отводилась своя роль: один крутил ручку, чтобы завести механизм, а двое других вставали по обе стороны от инструмента и собирали деньги, которые подавали прохожие. Альдо тоже внес свою лепту и был вознагражден широкими улыбками и — как он решил — пожеланиями счастья. Во всяком случае, он на это надеялся, и, Господь свидетель, очень в этом нуждался!