— Я все равно люблю тебя, Мерри. И могу подождать, пока ты не повзрослеешь.

«Если бы только это было возможно!»

— Я раньше не знал, что такое любовь.

— Ты меня любишь? — спросила Мерри.

— Разве ты сама не знаешь?

— Я знаю то, что я чувствую. Но ты этого ни разу не произносил. Ты говорил, что если бы я сказала, что я тебя люблю…

— Я люблю тебя, Мерри. Я хочу всегда быть с тобой, — прервал ее Бен.

— Я тоже этого хочу, — ответила Мерри.

Ее сердце разрывала такая боль, словно кто-то пытался разрубить его пополам. Что еще она может сказать? Что ей делать?

— Мои родители считают тебя самой чудесной девушкой в мире. Вчера они проговорили о тебе всю ночь. Они не обращали на меня никакого внимания. Как будто меня там и не было.

У Мерри перехватило дыхание.

— Я войду, — кивнула она. — Если ты уверен, что мы никого не разбудим.

— Обещаю.

— Я смогу побыть у тебя только час, — сказала Мерри. — Пообещай, что не станешь меня задерживать.

— Обещаю, — повторил Бен.

Он протянул ей руку, и Мередит вложила в нее свою маленькую ладошку. Затем они вскарабкались по пожарной лестнице и открыли окно в комнату Бена.

Когда немного погодя Мерри снова садилась на велосипед, все ее тело ныло от мощного нереализованного желания. Бен рассказывал ей о том, кем хочет стать — биологом, изучающим летучих мышей. Он мечтал помочь этим прекрасным беззащитным созданиям, которых многие боятся, восстановить ареалы обитания, где они смогут беспрепятственно летать и где им ничто не будет угрожать. Мерри поделилась с Беном всеми своими секретами, включая подробности дара, не затрагивая, однако, деталей, касающихся ее сестры. Мередит считала, что не имеет права раскрывать чужие тайны. Она взяла с Бена обещание встретить ее завтра после тренировки возле школы. Небо уже серело, а часы показывали четыре утра. Прошло гораздо больше времени, чем час, о котором они договаривались.

Мерри вспомнила, что обещала бабушке утром сходить с ней в церковь. Поэтому для сна у нее оставался всего час. Когда она спустилась вниз, мама только что положила трубку домашнего телефона.

— Это звонила Саша, — сообщила Кэмпбелл дочери. — По идее, у нее сегодня выходной, но у миссис Хайленд случился сердечный приступ. Ее только что увезли в больницу. Саша решила побыть там, чтобы поддержать мистера Хайленда.

— Она умерла? Миссис Хайленд умерла? — разволновалась Мерри.

— Нет, Мерри. А откуда такая тревога?

— После этой истории с ее сыном мне очень жаль миссис Хайленд, — быстро ответила Мередит. — Я считала ее злой. Но она помогла мне с подготовкой материала о вьетнамской войне. На самом деле она добрая и милая. Насколько я понимаю, у нее не очень хорошая репутация из-за того, что ей многие не нравятся. Но ко мне она была добра. Может, завтра я ее проведаю.

— Это было бы мило с твоей стороны. — Кэмпбелл обняла Мередит. — Ты сегодня очень хорошенькая.

— Не волнуйся за меня, — отозвалась Мерри, думая о том, в какую бездну отчаяния погрузилась бы ее мама, если бы дочь решила… навсегда остаться с Беном.

Девочка поняла, что допускает такую возможность. Она могла даже произнести это вслух. Но не могла себе представить, как на самом деле переступит черту, отделяющую ее от Бена.

— Миссис Хайленд поправится?

— Благодаря Саше они успели довезти ее до больницы как раз вовремя, чтобы успеть ввести лекарства, предотвратившие самые серьезные последствия, — ответила Кэмпбелл. — Мы тоже должны быть благодарны Саше. Представь себе, что могло бы случиться, если бы ее здесь не было, когда Оуэну становилось плохо.

«Но ее ни разу здесь не было, — подумала Мерри. — Каждый раз здесь был кто-то другой. Однако перед этим всегда приходила Саша».

— Мэл, ты не могла бы попросить Дрю не забирать тебя сегодня из школы? Пусть позже за нами приедет папа, — попросила Мерри сестру, встретив ее после уроков.

— Почему? — спросила Мэллори.

Тени становились все длиннее. Весна продолжала раскрывать свои нежные тайны. Через несколько недель должен был состояться выпускной вечер, а через неделю после него — церемония вручения аттестатов. Перед ними расстилалось бесконечное беззаботное лето. Но впервые в жизни Мэлли чувствовала, что на самом деле оно закончится. Она уже давно начала ценить мгновения, проведенные с Дрю, несмотря на то что его мысли все больше занимал колледж.

— Я собираюсь познакомить тебя с Беном, — сказала Мередит. — Хочу, чтобы ты увидела, что он настоящий. И даже если не совсем настоящий, он все равно человек.

— Я полагаю, что это пространственно-временной вопрос, — ответила Мэлли. — Но я предвкушаю, — кивнула она, отсылая Дрю сообщение: «Дмй еду на автбсе. Все рскжу птм».

— Если я что-нибудь сделаю, то хочу, чтобы ты понимала, почему я так поступила, — мягко произнесла Мередит.

— Если ты что-нибудь сделаешь? — насторожилась Мэллори. — Когда ты это сказала, я на секунду подумала, что ты имеешь в виду… если ты решишь умереть. На самом деле умереть. Но ты ведь не собираешься этого делать? — Мэллори помолчала. — Правда, Мышка?

— Ты думаешь, это именно то, что должно произойти? Ты считаешь, для того чтобы быть с Беном, я должна, подобно Джульетте, выпить яд?

— Кинжал и Мередит! Я впервые в жизни участвую в такой бредовой дискуссии. Неужели ты можешь хотя бы на секунду допустить мысль о самоубийстве ради Бена? Он тебя об этом просил?

— Я не знаю. Не думаю. Я не знаю, что и думать.

Она вспомнила будто стальной луч света, разделявший их с Беном всякий раз, когда они пытались коснуться друг друга. Что, если она просто шагнет вперед, а не отступит назад, как делала это до сих пор? Что, если она войдет в этот яркий свет?

— Если ты сделаешь еще один шаг в этом направлении, я скажу маме, и тебя запрячут в больницу.

— Ты не пойдешь на это.

Мередит замерла под рассеянными лучами вечернего солнца.

— Вот посмотришь.

— Если бы ты кого-то любила, ты бы захотела, чтобы он совершил переход без тебя? Ты бы хотела, чтобы Дрю сделал это без тебя?

Мэллори встала и начала растягиваться и закручиваться, разминая ноги и плечи так, как делала это перед игрой.

— Мерри, если загробный мир действительно существует, ты думаешь, Бен окажется там один? Предполагается, что в раю лучше, чем здесь. Терпеть не могу банальностей, но мертвецов гораздо больше, чем живых. Там и симпатичные девчонки наверняка имеются.

Об этом Мередит не подумала. И эта новая мысль ее совершенно не грела. Но она понимала, что все ее чувства выходят далеко за рамки здравого смысла, за те мерки, которые обычно применяются к мудрости или глупости. Она не хотела умирать. Она не относилась к числу девушек, способных умереть из-за любви к парню, как та убитая горем девчушка, которую Мер видела на чердаке. Она знала, что для той девочки оставивший ее парень был единственным и неповторимым. Между ними случилось нечто, сделавшее ее будущее невозможным.