Он огляделся по сторонам с таким видом, словно иностранныешпиены сидели под всеми столами, прятались за портьерами, таились между рожкамилюстры. Сказбуш посмотрел на министра финансов холодно. В серых глазах быластранная задумчивость, словно фээсбешник старался припомнить, не Коган ли подалидею повысить цены.

– И что же? – поощрил он.

– Да ничего, – ответил министр финансовбыстро. – Я просто еще не очень-то растопыриваю карман. Хотя, признаться,надеюсь. Ведь никто из вас еще не сказал «На», а только «Дай»!.. Если честно,то штатовский президент хорошо сказал, не находите? Богатства планеты должныпринадлежать всем, а не только... одному народу. Никакая страна не должнасвоими действиями ставить под удар мировую экономику.

Кречет кивнул:

– Золотые слова. Ими когда-нибудь и будут руководствоваться.При коммунизме, к примеру. Но сперва надо договориться, чтобы мировая экономикаустраивала всех. Весь мусульманский мир, а он не так уж и мал, не устраиваетэкономика, где на рекламу помады тратится больше средств, чем на производство инсулина,а на саму помаду денег уходит столько же, сколько надо на постройкуобсерватории на Луне!

Коган вздохнул:

– И чего эти арабы так любят обсерватории? Улугбекиз-за них лишился не только ханства, но и головы... Ладно, мне драть сБелоруссии по новым ценам или нет?

Когда я на территории Кремля вылез из машины, в мою сторонубросилась галдящая толпа. Над головами мелькали плакаты, трепетали флаги.Женщины верещали злобно, а мужчины пытались скандировать какой-то лозунг. Япоспешно шагнул на ступеньки, в спину ударило.

Я непроизвольно оглянулся, голову тряхнуло. Сперва не понял,только когда машинально потрогал лоб, увидел пальцы в крови. По ступенькампокатился крупный булыжник.

Милиционеры схватили тщедушного бородатого мужика. Он орал ивырывался, кричал о предательстве, о национальной идее спасения человечества,продаже Отчизны, все патриоты называют ее именно Отчизной, ибо Родиной можетназвать и татарин, и, хуже того, еврей, у них же родство идет по матери, потомупатриот говорит только об Отчизне...

Мужику выворачивали руки, милиционер охлопал всего напредмет оружия, пошарил в карманах, а найденный паспорт подал подбежавшемуофицеру. Тот полистал, сказал с укоризной:

– Цукерник... гм... Что-то знакомая фамилия. Я вас ужене задерживал? Неважно, на этот раз предупреждением не отделаетесь...

Я вытер платком лоб, крови немного, но шишка вздуется,кровоподтек обеспечен. Милиционеру я кивнул с недовольством знатного сановника:

– Отпустите.

Тот удивился:

– Разве не будете выдвигать обвинение?

– Нет, конечно.

– Почему? Вон вам разбили лоб, кровь течет, телекамерывсе засняли. Да и как бросились, все заснято. Это улики. Этих людей можнозасадить надолго.

Я приложил платок, подержал, но кровь уже остановилась, такчто все заживет, можно не заходить даже в медкабинет:

– За что?

– За нападение...

Я поморщился:

– Кой черт! Это мои союзники.

– Кто? Простите...

Мужичок тоже вытаращил глаза, перестал вопить. Это был изтех нервных интелей, что сразу набрасываются с руганью, потом самим становитсясовестно, но редкий из них найдет силы признаться, что перегнул, погорячился, иникогда не скажет, что был не прав.

– Это мои союзники, – повторил я с терпением,которое вот-вот порвется. – Это мои союзники, потому что бьются, как и я,за людей.

Тот обалдел, отшатнулся:

– Простите, не понимаю... А кто же тогда противники?

Я кивнул на ту сторону площади, где вслед за длинноногойгидшей шествовала пестрая толпа ухоженных не то иностранцев, не то своих, какаяразница. Щелкают фотоаппаратами, глазеют по сторонам, тычут пальцами в золотыемаковки церквей, видно как остаются отвратительные жирные пятна, позируют.

– Те, – сказал я, – кому до фени, кто правит,какой строй, и что ждет завтра. Они будут биться только за свои огороды. Да ито вряд ли. Здоровье дороже.

Он смотрел обалдело вслед, а я взбежал по ступенькам, сдосадой думая: неужто так сложно объясняюсь? И так все на пальцах, любойнедоумок должен понять. Неужели непонятно, что противники все, кто смотрит нарезню между талибами и моджахедами, между арабами и евреями, и качает головой:что за идиоты? Ведь можно просто жить рядом, не обращать внимания на то, какаяу кого вера, взгляды... А еще лучше отказаться от веры, ибо из-за нееприходится воевать, надо отказаться и от чести, из-за нее приходится вести себястроже, а так хочется высморкаться в скатерть... еще отказаться от любви, иболюбовь обязывает, а вот секс – нет... Ведь можно же просто жить какчеловеческая масса, ни за что не воюя, ни за что не проливая кровь... Вон какиестрасти показывают в «Ромео и Джульетте» или «Отелло»! Все из-за этой любви,будь она неладна... Нет, лучше по-американски: только секс, всевзаимозаменяемы, как мужчины, так и женщины, все просто, никаких тайн исложностей...

Блистающие половинки: ярко-синяя и ярко-лазурная смыкалисьстрого посредине бескрайнего мира. И пронзительная синева неба и лазурь океанаспорили в прозрачности, чистоте, легкости этого удивительного мира, настолькосветлого и чистого, словно это было не на Земле, а на неведомой планете.

В блистающей синеве неба показалось кудрявое облачко,игривое и легкомысленное, но и оно, застеснявшись, распалось сперва на мелкийпух, затем растаяло вовсе. В немыслимой высоте купол был чистым, синим, ярким,внизу океан катил светло-зеленые волны, теплые и прозрачные настолько, чтоможно было видеть руины древних затонувших городов.

Мир был залит солнцем, а его лучи пронизывали толщуудивительно чистых прозрачных вод с пугающей откровенностью: на десятки метроввглубь видно не только каждую рыбешку, но даже мельчайших разноцветных рачков,сказочно красивых моллюсков, похожих на бабочек.

С севера в этот блистающий мир вдвигалось пугающе чужое. Влегком сверкающем мире появилось нечто чудовищно тяжелое. Там показалась,вспарывая чистые лазурные воды, как исполинским плугом, эскадра военныхкораблей.

В середине двигался чудовищный авианосец, широкий инепотопляемый, целая геологическая плита из толстого металла немыслимойтолщины. Ближе к корме, по правому борту, высились два небоскреба, на крышахвертелись параболические антенны. Над этим плывущим континентом как мошкаравились вертолеты, проносились остроклювые истребители, похожие на пришельцев извраждебного космоса.

Крейсера, эсминцы, линкоры – шли в хвосте, часть выдвинуласьвперед, множество шли по сторонам, так что плывущая громада авианосцанаходилась посередине. Все эти корабли выглядели мелкими лодчонками, и толькокогда приблизились, становилось страшно смотреть снизу на эти исполинские стеныметалла, что поднимаются ввысь и поднимаются, снова поднимаются, все еще поднимаются...