– Потому к тебе и привезла, чтоб не уведомил, – пояснила она.

– Да? И что дальше? Ты его заберешь и на то же место, где взяла, положишь?

– Домой к себе отвезу. Подлечится, там решу.

– Невельская, насколько я тебя знаю, ты вроде не дура, а иногда такое отчебучишь! – поразился Олег. – Ты вообще в курсе про таких детей?

– Более чем! – разозлилась Ленка.

– А-а, – припомнил он. – Ну да, ты ж как-то такой статьей бабахнула. Помню. Тогда тем более все про это знаешь.

– Что с ним, Олег?

– Ну, что. Ноги-руки целы, только старые переломы, два ребра сломано, множественные рваные раны зашили, на голове тоже парочку швов наложили, но сотрясения нет. Педикулез, то бишь вши, Валя его уже побрила и обработала. Общее истощение и обезвоживание организма, заболеваний наверняка полный букет, надо анализы делать, а так – обычная картина для таких детей. Множество старых ран и переломов. Насилию и сексуальным действиям не подвергался, я осмотрел. Этот еще чистенький: трусишки, маечка, носки чистые, может, кто присматривал за ним или сам такой чистоплотный. Судя по степени истощения, в бегах больше полугода. Вот, собственно, и все. Что делать собираешься?

– Отлежится пусть, а там посмотрим.

– Ну да, ты его в дом, а он тебя обчистит, да еще на хату наведет дружков.

– Кроме меня, в доме брать нечего, а для этого он маловат, – пошутила от облегчения Ленка.

– Ну, смотри, неугомонная ты моя. Но забрать тебе его придется прямо сейчас.

– Я заберу, – поспешила уверить она.

– Если не дернет от тебя поутру, приводи на днях, возьмем у него весь спектр анализов. Но лаборанткам придется заплатить, у нас теперь небольничные пациенты платно.

– Приведу, скажи когда.

– Позвоню. Одежду его мы выбросили в утилизацию, так что придется тебе парня прибарахлить. Я его в старый халат завернул. Дарю!

– Спасибо, Олег! За мной долг будет!

– Как всегда, Невельская, как всегда, – устало отмахнулся он, потер сильно лицо ладонями. – Сколько работаю, циник до анализа мочи, а к таким делам привыкнуть не могу никак! Истерзанные насилием женщины и вот такие дети! Те, кто на улицах больше года, все как один больные, битые-перебитые, абсолютно асоциальные, с искореженными мозгами. Как думаешь, долго это еще будет?

– Долго, – уверила Лена.

– Ладно, – посмотрев на нее внимательным взглядом, пожаловался Олег, – развезло что-то, сутки мои заканчиваются, устал. Я тебе напишу, что пацану из лекарств надо и какой уход.

Олег помог перенести спящего мальчика, завернутого в халат, и уложить на заднем сиденье машины, пожелал удачи, посмотрел на Лену внимательным, долгим взглядом, но так ничего и не сказал, ушел.

Ленка посидела немного, не заводя мотора, прикидывая, что необходимо сделать в свете возникшей проблемы.

Время не позднее, еще и шести вечера нет, успеет!

Заехала в магазин за продуктами, набрав целый ворох, в «Детском мире» вещей для мальчика купила и в аптеку.

Что еще? Да все! Домой!

Он проснулся на следующий день, около одиннадцати утра, одевался. Лена ему на стул возле кровати вещи положила и сверху новую зубную щетку. Оделся и двинулся к ней в кухню, услышав, что она там гремит посудой.

Вошел. Не поздоровался.

Смотрел волчонком настороженным исподлобья. Стоял.

У Ленки сердце сжалось болью! Худющий, бритая голова в шрамах и двух свежих швах, лицо заплыло уже синяками. Злой.

Но нюнить нельзя ни в коем случае и бабскую жалость выказывать – категорически!

– Садись, – приказала, махнув на стул.

Он сел не сразу. Постоял, поразглядывал ее какое-то время. Сел.

– Ешь! – сказала тем же приказным тоном.

Поставила перед ним тарелку с овсяной кашей на молоке да с маслом, другую тарелку с куском хлеба, тоже с маслом, и чашку горячего сладкого чая с лимоном.

На еду он не набросился, как ожидалось. Посмотрел на Лену – что он там думал себе, разглядывая ее?

Но надумал что-то свое, выводы сделал, взял ложку в руку и степенно, без суеты, принялся есть. Лена села за стол напротив него, прихватив чашку чаю для удобства разговора, смотрела. Ждала.

Доев кашу, он отодвинул тарелку, взял в руку хлеб, в другую чашку и спросил:

– В ментовку сдашь?

– А ты не хочешь, – подсказала она.

Мальчик посмотрел на нее снисходительно, как на дурочку какую, откусил кусок от хлеба, запил чаем и спокойно ответил:

– Да-к хотел бы, не сидел бы сейчас с тобой.

А Лена поняла, что никакого разговора в русле «я взрослый и умный, ты ребенок и многого не понимаешь, а я знаю, как для тебя лучше!» не получится, это так же неуместно, как объяснять дедушке Ленину задачи партии.

– Давай знакомиться, – рулила беседой твердым голосом она. – Я Лена, а ты?

– Василий Федорович, представлялся уже, – и, затолкав последний кусок в рот, допил чай. И поблагодарил: – За жратву спасибо.

– Пожалуйста.

– Ну, Лена, и что тебе от меня надо? – перехватил инициативу разговора пацан.

Ну, нет, мил друг, это с Невельской не канает!

– За что били? – пропустив его вопрос мимо, протокольным тоном спросила она.

– За дело, – невозмутимо ответил мальчишка.

– Я спросила: за что?

– Бабки не все в общак сдал. А я спросил: что тебе надо?

– Вот что, Василий Федорович, так разговор у нас с тобой не получится, – начала было Лена. Но пацан перебил:

– А я с тобой базарить и не собираюсь! Помогла, шмотки купила, накормила, спасибо. Пошел я, у меня дел полно. – И начал вставать со стула.

– Сядь! – приказала Лена, да так, что он тут же подчинился. – Уйдешь тогда, когда я решу!

– Э, нет, – глядя ей прямо в глаза злым, непокорным взглядом, разъяснил расстановку сил мальчик. – Этаж третий, балкон есть, даже если запрешь, вылезу, а не вылезу, так в окно сигану. Если разобьюсь, тебя посадят. Тебе что от меня надо? Продать хочешь?

– Кому продать? – сбилась с твердости тона Ленка.

– А то ты не знаешь! Уроду какому-нибудь, который по мальчикам тащится! Что уставилась?

– Значит, так! – распорядилась Ленка, отойдя от потрясения. – В ментовку ты не хочешь и в объятия к педофилам не рвешься, как я понимаю. Хочешь, чтобы мы с тобой мирно разошлись, пожав друг другу руки, будешь отвечать на мои вопросы, и правду! Усеку хоть намек на вранье, а я усеку, не сомневайся, скручу и вызову ментов и социальную службу! Думаю, сомнения насчет того, что я с тобой справлюсь, отпадают сами собой. Я доходчиво объясняю?