Детский дом неплохой, но там свои порядки и законы. Ваське они не подходили. Он не понимал, почему ему нельзя жить с бабушкой, ходить в свою школу, кормить кур, пропалывать грядки, плавать в речке, бегать по деревне с другими пацанами и ничего не бояться.

И он сбежал. Без особого труда и приключений умный ребенок добрался до единственного родного человека. А бабушка проплакала всю ночь и на следующее утро сама отвезла его обратно в детский дом.

– Я, Васенька, не смогу тебя поднять, – объясняла она. – Заболела, видишь, ноги не ходят. А здесь ты присмотрен, накормлен, одет-обут и учиться будешь. А меня Люда к себе заберет.

Люда была старшей дочерью и Васькиной родной теткой. Жила она в Волгограде, и Вася ее никогда не видел.

– Я буду тебе письма писать, посылки посылать, Васечка, – плакала бабушка.

Он ее отпустил и попрощался. Но про себя решил, что его предали.

У Васьки оказался совершенно не коллективный характер, он не понимал и не принимал жесткого ограничения свободы, и не менее жесткого распорядка дня, и новых требований. К тому же обнаружилось, что он умнее всех этих детей и у него дарование к учебе, за что и был постоянно бит старшими мальчишками и презираем ровесниками.

Васька рванул из заведения первый раз, но был вскорости пойман и попал под карантин, то есть строгий режим под замком, как склонный к побегу.

Тогда не по годам умный мальчишка составил план, решив двигать в Москву, узнавал у пацанов детдомовских, как добираться, какие басни «скармливать» взрослым, как можно заработать в дороге.

Зачем в Москву?

А говорят, что там можно сыто устроится: что это такое, Василий не знал, но звучало многообещающе, и главное – полная свобода!

И сбежал. Карантин там не карантин – сбежал. За три месяца добрался до столицы и, разумеется, сразу «в теплые» руки беспризорной шпаны.

За восемь месяцев Вася стал другим человеком.

Старым. Слишком многое видевшим, слишком многое познавшим и слишком многому научившимся. Ум, проницательность, находчивость помогли Ваське не пропасть, сгинув в пьянке, наркоте и педофильных притонах.

Ну, и ему немного повезло.

– Мы подселились к Матвеичу в заводской теплый подвал. Матвеич – старый бомж в авторитете, бывший кандидат наук по литературе. Суровый мужик, пьянь, конечно, но справедливый и с мозгами. Как зальет пойла, начинает всякие книжки наизусть шпарить. Пацаны наши поначалу ржали, а потом перестали внимание обращать, а я всегда слушаю, по ночам сижу, слушаю и запоминаю, – рассказывал Васька, уж отобедав дважды под свое повествование. – Так, прикинь, я «Евгения Онегина» выучил, он мне его раз двадцать читал. Это Матвеич меня и читать быстро, не по слогам, научил, и писать. Он мне еще «Войну и мир» читал, но мне не очень, а вот стихи всякие, знаешь сколько я выучил у него!

– Куришь, пьешь? – потрясенная его рассказом, переданным без эмоций, как про чужую жизнь, спросила Лена.

– Пробовал. Специально. И курил, и пил все, от пива до одеколона, клеем дышал, «колеса» глотал, иглу не пробовал, знал, что тут уж не соскочишь. Я решение принял, что никогда не стану алкашом, но для этого хотел понять, что это такое и почему люди в этом живут. Понял. И что такое «будун», и «отключка». Мне хватило. Не курю и не пью.

Господи, в девять лет он не курит и не пьет – бросил! Сюрреализм какой-то, по сути, обыденный! Но Лена справилась с эмоциями, отодвинув их.

– Чем еще занимался?

– Воровал, попрошайничал, а как же, подрабатывал у барыг всяких: пойди-принеси. Наркотой не занимался, пацаны без меня обходились. Ты про что хочешь спросить, что я видел?

– И это тоже, – кивнула она.

Хотя, знает Бог, ей уже хватило! Но надо прояснить все до конца!

– Лен, вот я с тобой базарю и вижу, что ты вроде не дура, а вопросы задаешь тупые. Ты что, не знаешь, что такое бомжовская жизнь? Да все я видел, чего тебе видеть и не приходилось! И как девчонок и теток взрослых трахают, как бомжей убивают, как пацаны дохнут от наркоты, и ментовский беспредел, как проститутки работают, как наших пацанов забирают куда-то и увозят чистые, сытые дядьки, и один раз нас на вокзале чуть бомжи не поубивали. Я про эту жизнь все знаю, я про нормальную жизнь не знаю. Я вот красиво разговариваю, литературно, потому что меня Матвеич специально этому учит, говорит: «Ты, Василий Федорович, сможешь из отстойника человеческого выбраться, у тебя характер и мотивация есть, да и натура в тебе не беспризорная, бандитская, только тебе учиться надо». Вот он и взялся меня учить и как бы под свою защиту.

– Матвеичу отдельное великое спасибо за это. Но мы вернулись к главному вопросу, – перешла к делу Лена. – Что хочешь ты, сейчас и в будущем?

– Учиться, – без раздумий признался Васька. – Жить нормально, в семье. В институт поступить. Но у меня ни родных, ни семьи нет.

– Ты можешь закончить школу и в детском доме. Тебе по закону положено жилье при выходе из детского дома, и льготы при поступлении в высшее заведение, и пособие денежное. Ты такой вариант не рассматривал?

– Не подходит. Я не могу под замком и надзором. Там как в тюрьме: кто в авторитете, кто у параши. Дедовщина своя. Я там не учиться, а выживать буду.

– Ладно, Василий Федорович, предлагаю тебе пожить пока у меня, подлечиться, отъесться немного. Олег сказал, надо все анализы сдать. Сдадим, проверим здоровье твое. А там посмотрим, что нам делать. Как, принимаешь приглашение?

– А не боишься, что обворую и свалю?

– А что, есть искушение?

– Не решил пока.

– Ну, ты решай, а чтобы сильно не парился, предупрежу: квартира эта мне от бабушки досталась, я в ней и года не живу. Как видишь, брать здесь нечего. Золота-брильянтов у меня нет: обычные, как у всех, не хочется, а на дорогие не заработала пока. Денег в доме не держу, пользуюсь карточкой. Ну что, телик можешь взять, он старый, ноутбук я всегда с собой ношу. Иных ценностей не имею.

– Да я уж понял, – махнул рукой мальчик. И вдруг улыбнулся задорно: – Бедно живешь, Лена, я глазом зыркнул.

– Вась, я тебя не держу, если хочешь уйти, путь свободен, но если останешься, придется дома посидеть. Соседи тут ушлые, вмиг настучат куда надо, что у меня в доме чужой мальчик.

– Это понятно, – кивнул он. И степенно сообщил: – Останусь пока. Когда что решишь, скажешь.

А она уже решила окончательно! В тот самый момент, когда увидела его голого, худого, измотанного, всего в синяках и шрамах.

А вот как это реализовать, уже совсем другой вопрос!

Про усыновление и опекунство Елена Алексеевна Невельская знала многое и весьма подробно в свете той своей давней статьи, но все же пошла для консультации в службу опеки, где ей весьма доходчиво разъяснили, какой пакет документов необходимо собрать и что потребуется пройти, чтобы Васька смог жить с ней.