– Что-о?! – Олег даже сам не знал, чего больше в его голосе – гнева или безмерного удивления. – Какого хрена тебе это надо было?!

– Я хотел ее напугать, – залепетал Соболев. – А еще мне было нужно, чтобы она какое-то время на работу не ходила.

– Зачем?

– У них сейчас идет смена собственника. Рейдерский захват. Наш банк представляет интересы нового собственника. Я готовил все финансовые документы по этой сделке, мне приходилось часто бывать на заводе, там в бухгалтерии моя… – он замялся, – моя любовница работает. Я через нее всю информацию собирал, и мне было вовсе не надо, чтобы Лерка меня там видела.

– У-у-у, наш мальчик промышляет промышленным шпионажем! – дурашливо пропел Олег. – И в рамках промышленного шпионажа нарушает уголовный кодекс, наносит тяжкие телесные повреждения своей бывшей жене. Сволочь ты!

– Я не хотел! – голос Соболева опять сорвался на фальцет. – Она меня бросила, унизила, предала! И на заводе я от нее бегал кругами. Я же не собирался ее убивать, мне нужно было ее на пару дней из поля видимости убрать, чтобы операция на заводе вошла в финальную фазу.

– Вошла? – ласково спросил Олег. Так ласково, что Соболев задрожал. Струйка пота стекла у него по виску и капнула на модняцкую розовую рубашку. Затравленно глядя на Золотова, он кивнул.

– Вот что, рейдер недоделанный. Если ты хочешь, чтобы я молчал о том, что это ты ударил Леру по голове, а я думаю, что ты хочешь, потому что твои дети тебя явно не поймут, а заодно не поведал твоему банковскому начальству, какие аферы ты проворачиваешь в рабочее время, то ты остановишь это безобразие с заводом, понял? Ну что ты вылупился на меня? Ты думаешь, я поверю, что это банк занимается рейдерством? Коню понятно, что это твой личный маленький гешефт, и боюсь, что твоему начальству история о нем не покажется интересной. И если еще раз ты посмеешь тронуть Леру хотя бы пальцем…

– Нет, я больше ее не трогал, мамой клянусь! Когда она в кусты улетела, это не я. Я не виноват, она сама управление потеряла.

– Та-а-а-к, – голос Олега снова стал грозен. – Вот оно как. То есть это ты был в той машине, которая ее напугала?

– Да, но я не хотел ее сталкивать. Я же не больной. Да и не знал я, что это она.

– Что ты там вообще делал?

– В Горке? Сыновей решил проведать. Я же знал, что они там. Антоша, – голос его потеплел, – звонил, что соскучился, ну я и решил доехать. А тут на дороге она. Увидела меня, испугалась, вильнула и в кювет съехала. Я выбежал из машины посмотреть, увидел, что это Лерка, развернулся и уехал. Мне бы не объяснить было, что я не специально. Я не хотел в скандал впутываться.

– Слизняк, то есть ты ее просто бросил на дороге, одну после аварии?!

– Я знал, что ей помогут: когда я на трассу выворачивал, на отворотку еще одна машина съехала. Я был уверен, что они остановятся.

– Все ясно, – констатировал Золотов, с отвращением глядя на Соболева. – Разговор наш можно считать оконченным, и, как говорил декан моего факультета, «будем делать резюме». Значит, ты больше никогда не позвонишь Лере, не посмеешь подойти к ней ближе, чем на десять метров, и сделаешь все возможное, чтобы отыграть назад сделку по захвату завода.

– А иначе ты сдашь меня в полицию? – жалобно спросил Соболев, заискивающе глядя на Золотова.

– Нет, иначе я тебя убью, – спокойно ответил тот.

* * *

– Ты представляешь, нас не будут продавать, – такой новостью встретила Леру веснушчатая нормировщица Валентина, как только та появилась в раздевалке.

– Не будут? Здорово. А почему?

– Да какая разница! – Валя счастливо засмеялась. – Вот любишь ты, Лерка, до самой сути докопаться. Не будут и не будут. Какая разница почему. Лишь бы отстали от завода.

– Не скажи, – Лера покачала головой и начала стягивать футболку, ее голос из-под натянутой на голову ткани звучал глухо. – Надо же понимать, вдруг это только временная передышка, после которой за нас возьмутся с новой силой.

– Марьяна говорит, что нет, вопрос закрыт, – сослалась Валя на директорскую секретаршу, у которой ходила в подружках. – Типа директор наш вместе с губернатором в Москву съездили, все финансовые документы отвезли, и выяснилось, что у тех они фальшивые были.

– Как фальшивые? – не поняла Лера.

– Да так. В министерство был представлен акт ревизионной комиссии, из которого выходило, что заводу нанесен серьезный экономический ущерб. Комиссия-то интересы нового потенциального собственника представляла, вот и подделала документики. Это председатель совета директоров нашего завода, ну тот, толстый, московский, который министерством поставлен федеральные интересы защищать, а на деле только свой карман защищает. Он уже нашел покупателя – иностранную фирму, которая готова была купить завод вместе с его якобы имеющимися долгами. А наши (Лера усмехнулась, услышав такое определение губернатора и директора завода) предоставили данные, что мы работаем эффективно и с прибылью. Тут-то и выяснилось, что никаких долгов нет. Кто-то финансовые показатели подделал.

– Знаю я этого кого-то, – вздохнула Лера, осведомленная теперь о том, какую роль в попытке рейдерского захвата завода сыграл ее бывший муженек.

– Да все знают, – махнула рукой Валентина. – Светку Зеленину из бухгалтерии, ну, знаешь, такая, в кудряшках, уволили вчера с треском. Говорят, она вещи собирала и так рыдала, что стены ходуном ходили. Оказывается, она в сговоре была с этими рейдерами. В общем, теперь министерство нас передумало продавать, тем более что мы базовое предприятие для молочной академии. Не может же старейшее в стране учебное заведение без технологической площадки остаться!

– Ой, Валя, не знаю я, есть ли чему радоваться, – задумчиво сказала Лера. – Найдется в нашей бухгалтерии очередная Светка, появится очередной покупатель, и снова министерство на чужой каравай начнет рот разевать. Свято место пусто не бывает.

– А вот и не начнет! – Валентина торжествующе засмеялась. – Марьяна сказала, что губернатор в Москве выбил, чтобы нас в областную собственность передали.

– Дай бог, – Лера застегнула белый костюм, в котором ходила на работе, и шагнула к дверям. – Так-то я слышала, что мы в планах приватизации на 2016 год стоим. Так что если до этого времени область нас под свое крыло не заберет, то в любом случае кто-нибудь нас да купит. Я вот все удивляюсь, как можно выставлять на продажу такое огромное предприятие, совершенно не думая ни о социальных последствиях, ни о пользе для региона, ни об экономическом эффекте. Глупость одна, а не промышленная политика!

– Марьяна говорит, что директор так возмущался, что завод на торги всего за девятьсот миллионов выставили! – сказала Валя, тоже закончив переодеваться и запирая дверцу своего шкафчика. – Это ж наш уставной капитал без учета стоимости оборудования!

– Ты откуда такие слова знаешь? – засмеялась Лера.

– А я заочно на экономиста учусь, – гордо доложила Валя. – Ты что, Лерка, я ж тебе говорила. Я на примере нашего завода все курсовые пишу и к диплому уже приступила. Мы в прошлом году новый цех по производству детского питания открыли, так в него сорок миллионов евро вложено. Это федеральные средства были, их министерство выделяло. А завод весь целиком хотят продать в три раза дешевле! Ясно же, что это кому-то очень выгодно.