Кстати, адмирала Алексеева порадовало известие о том, что вся безобразовская шайка-лейка, включая адмирала Абазу – его злейшие недруги и недоброжелатели – загремели в камеры «Новой Голландии», и в отношении них ведется следствие по делу о государственной измене. Из их компании удалось выйти сухим из воды лишь великому князю Александру Михайловичу, который вовремя сориентировался и оказался на стороне нового императора.

У парадного трапа «Петропавловска» адмирала Ларионова уже ждали. Вахтенный офицер отдал честь, матросы взяли винтовки на караул, после чего гостя сопроводили на мостик, где под натянутым тентом для адмиралов был накрыт столик. Там же Алексеев с нетерпением ожидал гостя из будущего.

– Добрый день, Виктор Сергеевич, – приветствовал он адмирала Ларионова, – что привело вас ко мне в столь ранний час? Неужели вы получили известие, которое изменит наши с вами планы? Вы ведь сегодня утром собирались выходить в поход, а мы, попрощавшись с вами, были уже готовы выбирать якоря и потихоньку возвращаться в Фузан.

– Планы меняются, Евгений Иванович, – сказал адмирал Ларионов, доставая из кармана послание императора Михаила. – Вот, только что получил из Петербурга. Читайте, там есть и то, что касается лично вас.

– Дайте, дайте, – нетерпеливо произнес адмирал Алексеев, доставая из кармана своего адмиральского мундира очки. Нацепив их на нос, он стал внимательно изучать полученную сегодня утром бумагу.

– Да-с, – сказал он, дочитав послание императора до конца, – с волею монарха нам спорить нельзя! Хотя, конечно, приказ этот меня, мягко говоря, не обрадовал. Последний современный броненосец, и тот у меня забирают…

– Не прибедняйтесь, Евгений Иванович, – улыбнулся адмирал Ларионов, – у вас еще остается пять далеко еще не устаревших и сильных броненосцев, да три британских трофея, да два японских подранка. Я вам могу гарантировать, что в ближайшие годы все внимание европейских морских держав будет приковано к морям вокруг побережья Старого Света, и не одна из них не сможет прислать сюда флот, превышающий ваши возможности. Вы мне лучше скажите, откладывать мне начало похода или нет. «Колхида» и «Адмирал Кузнецов» смогут подтянуться сюда не ранее чем через тридцать часов.

– А зачем, собственно, откладывать? – пожал плечами Алексеев. – Моря к северу от здешних вод полностью очищены от неприятеля. Отдавайте команду – пусть выбирают якоря и выходят. Какая у них возможная крейсерская скорость?

– Двадцать пять узлов они смогут держать неограниченно долго, – сказал Ларионов.

– Ну, вот и отлично! – улыбнулся Алексеев, допивая кофе. – А наши тихоходные утюги «Ретвизан» с «Цесаревичем» имеют экономический ход всего в десять узлов и будут тормозить вашу эскадру. Ведь так? Поэтому следуйте не спеша со всеми вашими силами прямо на юг, а отставшие корабли догонят их не менее чем за трое суток, где-нибудь неподалеку от Манилы.

Я же со своей стороны отдам приказ нашим быстроходным бронепалубным крейсерам – «Варягу», «Аскольду», «Богатырю», «Новику» и «Боярину», принять ваши корабли под эскорт в Формозском проливе и сопроводить их до встречи с эскадрой. На обратном пути Николай Карлович Рейценштейн по моему приказу заглянет в порты французского Индокитая, покажет флаг бывшему нашему союзнику.

– Евгений Иванович, – сказал адмирал Ларионов, вставая, – спасибо за завтрак и гостеприимство, но мне пора. Надо начинать. Вас же я попрошу сообщить обо всем на «Ретвизан». Пусть он занимает свое место в строю, в кильватере у «Цесаревича». Подъем якорей через час. Всё, с Богом! Надеюсь еще встретиться с вами.

– Счастливого плаванья, Виктор Сергеевич, – сказал Алексеев, – семь футов вам под килем! С Богом!

2 мая (19 апреля) 1904 года, 11:05.

Санкт-Петербург, Зимний дворец, Готическая библиотека.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич

Сегодня во дворце должен был состояться очень серьезный разговор. Вчера, по моей просьбе, император Михаил пригласил в Зимний дворец на одиннадцать часов сего дня Петра Аркадьевича Столыпина, на днях по моей протекции назначенного министром земледелия. Так же при разговоре должен будет присутствовать Владимир Ильич Ульянов, который тоже вот-вот должен был быть назначен на министерский пост. Да-да, я собирался познакомить Столыпина с тем самым лидером эсдеков, который в материалах охранного отделения фигурировал под партийным псевдонимом Ленин.

Темой беседы должен был стать проект реформы, которую по поручению вдовствующей императрицы Марии Федоровны подготовил Столыпин. Чтобы он снова не наломал с нею дров, я примерно за неделю до предполагаемой встречи попросил Ильича внимательно изучить проект столыпинской реформы, дав ему почитать кое-что из нашей литературы. Ленин с жаром принялся изучать предоставленные документы и через три дня сообщил мне, что готов оппонировать Столыпину, обещав камня на камне не оставить от идей Петра Аркадьевича, обозвав их благоглупостями.

Я немного остудил пыл Ильича, сказав ему, что он будет выступать не на заседании ЦК партии социал-демократов, а во дворце императора, и тотальный разгром оппонента в данном случае не потребуется. Надо будет лишь конструктивно покритиковать Столыпина, указав на слабые места проекта его реформы, и предложить свое видение решения аграрного вопроса. То, что этот назревший и перезревший для России вопрос необходимо решать, в этом никаких сомнений не было и быть не могло. Крестьянский вопрос, словно пар в кипящем котле, давил на его стенки, и взрыв мог произойти в любой момент.

Встреча была назначена в Готической библиотеке, которая для нового императора стала чем-то вроде кабинета. Мы с Ильичом подошли туда без одной минуты одиннадцать, а ровно за час до полудня пришел и Петр Аркадьевич. Сам Михаил уже ждал нас в библиотеке, не теряя времени даром и штудируя какой-то толстый фолиант, изобилующий множеством закладок. Царь с дружеской теплотой поздоровался с Лениным и со мною, и несколько более сдержанно – со Столыпиным. Похоже, что он накануне он также внимательно вычитал копии тех документов, которые я передавал Ленину.

– Присаживайтесь, господа, – сказал Михаил, указывая на глубокие мягкие кресла, – разговор у нас сегодня будет долгий и важный, и потому располагайтесь поудобнее. Александр Васильевич, – обратился он ко мне, – я попрошу вас вести нашу беседу. Петр Аркадьевич будет адвокатом, который станет излагать основные положения проекта своей реформы, Владимир Ильич – его оппонентом, а я присяжными и судьей в одном лице. Буду слушать, задавать вопросы, а потом вынесу свой вердикт. Прошу отнестись к сегодняшнему разговору серьезно – несвоевременное или неверное решение аграрного вопроса напрямую угрожает безопасности всей нашей державы.

Первым выступил Столыпин. Он встал, оправил рукой свою бородку и чуть подкрученные кверху усы, обвел сидящих перед ним людей острым, как его часто называли – «цыганским» взглядом, после чего начал.

– Ваше величество, а также господа Ульянов и Тамбовцев. Ответ на то – нужна ли аграрная реформа, могут дать только цифры. А они таковы: если бы не только частновладельческую, но даже всю землю без малейшего исключения, даже землю, находящуюся в настоящее время под городами, отдать в распоряжение крестьян, владеющих ныне надельной землею, то в то время как в Вологодской губернии пришлось бы всего с имеющимися ныне по сто сорок семь десятин на двор, в Олонецкой по сто восемьдесят пять десятин, в Архангельской даже по тысяче триста девять десятин, в четырнадцати губерниях недостало бы и по пятнадцать, а в Полтавской пришлось бы по девять, в Подольской по восемь десятин.