Решив компенсировать свое промедление, десантники Фроста наконец отреагировали, ударив из всех винтовок, «Брэнов» и «Стэнов». Минометный взвод и «Виккерсы» не отставали, круша все вокруг. Пристрелялись противотанковые орудия Легкого артполка, и запылали еще семь машин. Бойцы Гребнера, никогда не воевавшие на столь тесном пространстве, пытались спастись, но их машины врезались друг в друга. Тягач подался назад, наехал на другой, идущий следом, и они застыли, преградив путь остальным. Открытые тягачи оказались смертельными ловушками: десантники могли стрелять и швырять гранаты и в водительский отсек, и в кузов, где находились пехотинцы. Один попытался съехать с боковой стороны насыпи и врезался в здание школы, другой проломил ограждение и рухнул на прибрежную дорогу, проходившую под мостом.

Некоторые из угодивших в ловушку прыгали с моста в Недер-Рейн. Говорили, что сам Гребнер был убит, когда вылез из захваченного броневика «Хамбер», чтобы разобраться в хаосе. Несколько часов висел в воздухе пропитавший все вокруг запах горелой плоти, смешиваясь с горечью маслянисто-черного дыма от пылающих машин. Гребнера среди обугленных трупов так и не опознали.

Лейтенант Тодд с крыши во всю силу своего горла указывал цели бригаде 6-фунтовых орудий. «Несколько немецких пехотинцев пытались перейти мост, но с моего наблюдательного пункта я не мог их пропустить, – позже рассказал он. – Убил шестерых, когда пытались пересечь блокпост по перилам. Потом меня заметили. Снайперская пуля разнесла окно и отскочила от каски, но осколки стекла угодили в глаза и на лицо»[500]. Тодда отвели в медпункт, обустроенный в подвале. Сменивший его на крыше десантник вместо каски носил бордовый берет. Немецкий снайпер заметил его и убил.

У саперов Маккея, засевших в школе, не было противотанковых орудий, так что единственное, что они могли, – это стрелять из личного оружия и бросать гранаты вслед тягачам. В какой-то момент по школе ударили из минометов, но Маккей быстро понял, что их обстреливают свои же. «Прекратите огонь, тупые ублюдки! – заорал он. – Здесь мы!»[501] Майор Льюис, бывший в том же здании, позже писал, что они слышали, как тяжело раненный немецкий солдат, видимо сумевший выползти из одного горящего тягача, звал маму. Они не видели его, но он кричал весь день и полночи, пока не умолк. «Жуткое чувство», – вспоминал Льюис[502].

Стоило утихнуть яростной стрельбе, как кто-то крикнул: «Вау, Магомет!» То был боевой клич 1-й парашютной бригады из Северной Африки. «Вскоре все вокруг моста дрожало от этого крика», – вспоминал Маккей[503]. С тех пор он сопровождал почти все бои: это был хороший способ установить, какие здания все еще удерживали защитники. Когда все закончилось, раздавался лишь вой сирены. «Мы сверхурочные получим, сэр? – спросил шутник взвода. – Сирены-то утихли».

После короткой паузы немцы предприняли еще одну атаку, теперь с противоположной стороны, – с пехотой, несколькими тягачами и интенсивным минометным огнем. Расчеты гранатометчиков и противотанковых орудий подбили еще четыре броневика, но, судя по отчаянным крикам раненых, зовущих санитаров, потерь у англичан было много. Когда носилок не хватало, раненых переносили на сорванных с петель дверях в подвал под штабом бригады. Заполнялся он быстро. Двое врачей, капитаны Логан и Райт, и их санитары были перегружены работой, но не было никакой надежды эвакуировать раненых в 16-ю (парашютно-десантную) медчасть в больницу Святой Елизаветы. Мертвых укладывали во дворе за штабом бригады.

Полковник Фрост задумался, как они будут кормить пленных, которых все прибывало. В одном из них, сидевшем в подвале администрации, опознали гауптштурмфюрера 9-й танковой дивизии «Гогенштауфен». Фрост спустился расспросить его о том, что делают танковые дивизии СС в Арнеме. «Я думал, с вами покончено после “ Фалезского котла”»[504], – сказал он немцу. Эсэсовец ответил, что их там славно потрепали, но у Апелдорна они восстановили силы. «Мы – только первая ласточка, – уверенно сказал он Фросту. – Ждите больше».

Стрельба время от времени затихала, но любое движение между домами могло быть опасным: немецкие стрелки постоянно подстерегали цели. Британские десантники отметили, что немцы в первых боях очень часто промахивались: возможно, сильно нервничали.

Командир минометного взвода на верхнем этаже здания с «Виккерсами» легко определил дальность огня по карте. Вскоре его 3-дюймовые минометы в окопах обрушили бомбы на немецкие машины в южной части моста. В бинокль он увидел несколько прямых попаданий и испытал яростное удовлетворение от столь успешного «сосредоточенного артогня». Но к вечеру боевая группа «Кнауст», а с ней и танковая рота из Билефельда собрались на молочном заводе на Вестерворсдейк к востоку от моста. По этой и параллельной улицам, идущим вдоль линии фронта, они напали на дома, где засела рота Дигби Тэтхэм-Уортера. Они захватили два здания и проникли под мост, но Кнауст был явно потрясен, потеряв в дикой схватке трех ротных – из четырех[505].

Бои на мосту, несколько осажденных британских отрядов недалеко от центра, крупное сражение, развернувшееся к западу от больницы Святой Елизаветы… Город Арнем в гораздо большей степени, нежели то осознавали многие его жители, превращался в поле битвы. Живущие на севере Арнема не знали, что происходит в центре и у моста. Они думали, что бой, звуки которого до них долетали, идет к югу от Недер-Рейна. Те, кто вышел купить хлеб, быстро возвращались, «бледные как смерть из-за стрельбы на улицах»[506]. Многие здания, включая два барака, казармы Вильгельма, Саксен-Веймарские казармы и большое депо вермахта, все еще полыхали.

Полыхала и большая часть центра города. То, что горожане сочли шумом проливного дождя, «оказалось потрескиванием огня», отметил один из них[507]. Немцы, уверенные, что вражеские корректировщики огня или снайперы сидят в огромной колокольне церкви Святого Евсевия, известной как Гроте-Керк, продолжали стрелять по ней. Рота 21-го танко-гренадерского полка даже начала обстреливать колокольню из 75-мм противотанковой пушки. «Шум на этих узких улочках оглушал. Он казался нескончаемым»[508]. Несколько человек видели, как «стрелки больших часов на церкви безумно крутились – как будто мчалось само время»[509].