– Я слышал.

– У тебя уже в привычку входит спасать меня.

– Надеюсь, с окончанием дела кончится и привычка. С этого момента единственной привычкой будет любовь.

– Любовь?

Он наклонился к ней и коснулся губами ее лба.

– Любовь к тебе, если ты мне позволишь.

– Я приняла парочку решений, Барт, пока тебя не было. Я не отдам ребенка в чужие руки.

– Что на тебя нашло?

– Дневник моей матери, кроме всего прочего. Я нашла его в одной из коробок в куполе и как раз читала, когда на сцене появился Марк. Может, это и нездоровое любопытство, но слишком уж долго не раскрывались тайны моего происхождения.

– Слишком долго и успели пустить корни.

– Я только сейчас поняла это. Но дневник не единственная причина. Ты был прав вчера. Я ее уже люблю больше жизни и хочу ее вырастить. Я просто боялась, что у меня ничего не получится. Только на этот раз никаких тайн. Когда она подрастет, я расскажу ей о Джеки и Бене.

– Я горжусь тобой. У меня есть новости, хотя не знаю, как ты к ним отнесешься. Я узнал, кто твой отец.

– Лейн Селлерс.

– А ты откуда знаешь?

– От Марка, хотя подробностей не знаю.

– Карлайл Селлерс поведал мне всю историю. У него с мозгами все в порядке, что удивительно для человека, половину времени находящегося в беспамятстве. У твоей мамы и отца Джеки был роман. Он любил твою маму, хотел уйти от жены и жениться на ней, но случилось так, что Джейнел Селлерс как раз в это время поняла, что беременна. Они с Карлайлом надавили на него, и он смирился и остался с ней.

– И никто никогда не рассказал мне правду.

– Все это из-за сделки, которую твоя мать совершила с Карлайлом Селлерсом. Он согласился оплачивать твое содержание до восемнадцатилетнего возраста плюс учебу в колледже, если твоя мама никогда и ни при каких обстоятельствах не назовет имя его сына и не скажет тебе, кто твой отец.

– Так вот откуда эти деньги…

– По-видимому, да. Джейнел узнала, что он посылает деньги твоей маме, и выставила его за порог. А потом, после того как умер ее муж, она сказала ему, что Джеки знает правду и не хочет видеться с ним.

– Вероятно, тогда же она сказала Джеки, что он умер.

– Судя по всему, Джейнел Селлерс так никогда и не смогла простить своего мужа. Понятно, что твою мать она ненавидела. А теперь Карлайл Селлерс умирает и перед смертью хочет увидеться с тобой. Он теперь очень жалеет, что не захотел повидаться с тобой раньше. Он ввел твое имя в завещание, намереваясь разделить свое довольно приличное состояние между тобой, Джеки и Марком. Он не знает о ее смерти, а я не стал говорить. Боюсь, этого удара ему не вынести.

– Господи, сколько же тайн и лжи в таком крошечном местечке. В одной семье. – Она взяла Барта за руку. – По крайней мере, я знала Джеки и ни о чем не жалею. Она всегда была мне как сестра. А теперь я знаю, что она и есть моя единокровная сестра.

– Из чего следует, что ребенок твоих кровей.

– И теперь она будет частью моей жизни. Кстати, думаю, что Марк не знал, что ребенок Джеки.

– Верно. Из того краткого разговора, что я имел с ним, пока ждал полицию, у меня сложилось такое же мнение. Он охотился только за Джеки и тобой. Убийство ребенка это, так сказать, сверх программы.

– Но мы-то ничего этого не знали. Нас с тобой свела судьба и мясник по имени Джошуа Карауэй. Не будь его, ты бы не объявился в Ориндж-Бич и я давно была бы уже трупом.

Он снова склонился над ней и погладил ее щеку.

– Судьба забавная дама, Миган. Должно быть, ей было заранее известно, что стоит мне встретить тебя, как я потеряю голову.

– Я тоже полюбила тебя, Барт Кромвель или Дирк Кейсон, кем бы ты ни был. И навсегда.

– Навсегда? Ты безумна.

– Безумно благодарна, что жива и что у меня есть ты.

– Стало быть, самое время купить сигары. Похоже, я скоро стану отцом.

– А может, сперва мужем, как ты на это смотришь?

– Слушаюсь, мэм. Как насчет рождественской свадьбы на берегу океана?

– Ничего не имею против, только вот не могу сообразить, какое платье надеть, ведь мне ничего не налезет.

– Что бы ты ни надела, ты будешь самой красивой невестой, которой довелось произнести слова «согласна».

Мужественный агент ФБР заключил ее в объятия, а ребенок брыкнул ножкой в знак согласия. Он поцеловал ее, и она поняла, что с милым рай и в шалаше.

25 декабря

– Дорогу, дорогу. Беременная невеста, – оглашала больницу сестра, катя по коридору коляску с Миган.

Дирк бежал рядом, держа ее за руку. Миган корчилась в схватках. Позади них торопливо семенил пастор с Библией в руке, спеша довести до конца чин венчания, прерванный нетерпеливым ребенком.

Сестра ввезла Миган в приемную.

– Похоже, малышка хочет присутствовать на свадьбе.

– А почему бы и нет? – подхватил Дирк. – Она и не через то с нами прошла.

– Я вернусь попозже, – проговорил преподобный Форрестер. – Можно прекрасно все закончить и дома.

Миган глубоко вздохнула и схватилась за живот.

– Нет уж. Давайте-ка побыстрей и дойдем до «согласна». Я что, напрасно мучилась?! Надо закончить с этим.

Доктор Браун заглянул в приемную.

– Никак у нас будет рождественский ребенок, – проговорил он, надевая резиновые перчатки. – Когда Санта-Клаус приходит, аисту делать нечего.

– Рождественский ребенок и рождественское бракосочетание, – провозгласила сестра. – Миган надевала свадебный наряд, когда начались схватки. Наш пастор не бросил их в беде и поехал с ними сюда.

– Бракосочетание, говоришь? Ну, в таком случае поторапливайтесь. – Доктор подмигнул и кивнул пастору. – У новорожденных свое расписание.

– Понятно. – Преподобный Форрестер поправил очки в железной оправе. – Если Дирк и Миган не против, я пропущу часть формул.

– Не против, не против, – поддакнул Дирк.

– О чем речь! – проговорила Миган между двумя схватками.

– В таком случае согласен ли ты, Дирк Кейсом, взять в законные жены Миган Ланкастер?…

– Согласен, – перебил его Дирк, поскольку стоны Миган стали заглушать слова пастора.

– И я согласна, – выкрикнула из последних сил Миган, впившись пальцами в руку Дирка.

– И да пребудет Господь с вами, – закончил доктор Браун, готовясь принять ребенка. – И прошу вас, преподобный Форрестер, удалиться, не то придется вам ассистировать мне.

– Брачный контракт подпишете потом. Сейчас у вас к тому же руки заняты, – сказал преподобный Форрестер и вышел из помещения.