– Та лисица… Или агуара… По тому, что я слышал, ей под силу изменять свой облик. Может предстать женщиной, но может и лисом перекинуться. Получается – как волкулак?

– По-другому. Волкулаки, медведолаки, крысолаки и подобные им – териантропы, люди, которые способны превращаться в зверей. Агуара же – антерион. Животное – или, скорее, существо – которое может оборачиваться человеком.

– А ее силы? Слыхал я невероятные истории… Будто агуара способна…

– Я надеюсь, – оборвал его ведьмак, – добраться до Новиграда прежде, чем агуара продемонстрирует нам свои способности.

– А если…

– Лучше было б обойтись без «если».

Поднялся ветер. Захлопали паруса.

– Небо темнеет, – кивнул Аддарио Бах. – И кажется, расслышал я далекий гром.

Слух краснолюда не подвел. Прошло несколько минут, и загремело снова.

На этот раз услыхали уже все.

– Идет буря! – рявкнул Пудлорак. – На стремнине перевернет нас кормой кверху! Надобно нам убегать, скрываться, прятаться от ветра! К парусам, парни!

Он оттолкнул рулевого, сам повернул штурвал.

– Держаться! Держаться всем!

Небо над правым берегом сделалось темно-гранатовым. Внезапно обрушился вихрь, ворвался в лес на речном откосе, закружил там. Кроны больших деревьев затрепетали, меньших – согнулись под напором. Полетели листья и ветки – даже сучья покрупнее. Ослепительно блеснуло, почти сразу же раздался душераздирающий треск грома. Потом, без паузы, громыхнуло снова. И в третий раз.

В следующий миг, известив о себе нарастающим шорохом, хлынул дождь. Стена воды скрыла все вокруг. «Пророк Лебеда» колыхался и танцевал на волнах, то и дело резко переваливаясь с боку на бок. К тому же – потрескивал. Трещала, казалось, каждая досочка. Каждая досочка жила собственной жизнью и двигалась, казалось, совершенно независимо от прочих. Можно было подумать, что шлюп попросту разлетится. Ведьмак повторял про себя, что это невозможно, что конструкция корабля позволяет ходить по водам куда более бурным, к тому же они на реке, а не в океане. Он твердил это снова и снова, выплевывая воду и судорожно цепляясь за канаты.

Непросто было понять, как долго продолжалось неистовство стихии. Вскоре, однако, колыханье стихло, ветер перестал бить порывами, а секущий воду проливной ливень успокоился, перешел в дождь, потом – в морось. Тогда они увидели, что маневр Пудлорака удался. Капитан сумел укрыть шлюп за высоким, поросшим лесом островом, где их не терзал вихрь. Грозовая туча, стало ясно, уже удалялась, буря стихала.

От воды вставал туман.

* * *

С промокшей насквозь шапки Пудлорака лилась вода, стекала по лицу. И все же капитан шапки не снимал. Похоже, не снимал он ее вообще никогда.

– Твою ж мать! – стер он каплю с носа. – Куда нас загнало? Это что, какой-то рукав? Или старица? Вода почти стоит…

– Однако течение нас несет. – Фиш сплюнул в воду и следил за слюною. На нем уже не было соломенной шляпы, верно, унесло вихрем.

– Течение слабое, но несет, – повторил он. – Мы на перемычке меж островами. Держи курс, Пудлорак. В конце концов нас должно вынести в фарватер.

– Фарватер, – капитан склонился над компасом, – полагаю, в северном направлении. Тогда нам надобно в правый рукав. Не в левый, а в правый…

– И где ты здесь видишь рукав? – спросил Фиш. – Путь – один. Держи курс, говорю.

– Только что были два рукава, – упирался Пудлорак. – Но может, мне вода в глаза попала. Или это туман морочит. Ладно, пусть течение несет. Вот только…

– Что опять?

– Компас. Показывает в другую сторону… А, нет, все нормально. Это я проглядел. На стекло со шляпы накапало. Плывем.

– Плывем.

Туман то густел, то рассеивался, ветер стих абсолютно. Сделалось очень тепло.

– Вода, – отозвался Пудлорак. – Не слышите? Как-то по-другому воняет. Где это мы?

Туман рассеялся, и они увидели густо заросшие берега, устланные гнилыми стволами. Место сосен, елей и тисов на островах заняли кустистые водные березы и высокие, конусовидные у комля таксодии. Стволы таксодиев оплетали лианы кампсиса, его ярко-красные цветы были единственными живыми пятнами среди гнило-зеленой болотной растительности. Воду покрыли ряска и водоросли: «Пророк» разрезáл их носом и волок за собой, будто саван. Поток был мутным и действительно источал паскудный, словно бы с гнильцой, запах, со дна поднимались большие пузыри. Пудлорак по-прежнему сам стоял у штурвала.

– Тут могут быть мели, – встревожился он внезапно. – Эй, там! Одного с лотом на нос!

Они плыли, увлекаемые слабым течением, все еще среди болотистого пейзажа. И гнилого смрада. Матрос на носу выкрикивал монотонно, промеряя глубину.

– Господин ведьмак, – Пудлорак склонился над компасом, постучал в стекло, – взгляните на это.

– На что?

– Думал я, что стекло запотело… Но если игла не сошла с ума, то мы плывем на восток. Стало быть, возвращаемся. Туда, откуда прибыли.

– Но ведь это невозможно. Нас несет течение. Река… – оборвал он себя.

Над водой нависало гигантское, частично выкорчеванное дерево. На одной из голых ветвей стояла женщина в длинном и облегающем платье. Стояла неподвижно, глядя на них.

– Поворачивай, – тихо сказал ведьмак. – Поворачивай, капитан. К противоположному берегу. Подальше от того дерева.

Женщина исчезла. А по стволу промелькнула крупная лиса, промелькнула и скрылась в чаще. Зверь казался черным, белел лишь кончик пушистого хвоста.

– Она нас нашла. – Аддарио Бах тоже заметил. – Лиса нашла нас…

– Проклятущее проклятие…

– Ну-ка тихо, оба. Не сейте панику.

Они плыли. С сухостоя на берегах следили за ними пеликаны.

Сто двадцать семь лет спустя

– Тамочки, за холмом, – ткнул кнутом купец. – То уже Ивало, красавица. Половина стайе, не больше, мигом дойдешь. Я на перекрестке к Марибору сворачиваю, тут прощаться придется. Бывай здорова, пусть тебя в дороге боги ведут и берегут.

– И вас пусть берегут, добрый господин. – Нимуэ соскочила с фургона, забрала свой узелок и остальной багаж, после чего сделала неловкий реверанс. – Большое спасибо, что на повозку взяли. Тогда, в лесу… Большое вам спасибо…

Она сглотнула, вспомнив черный лес, в чащу которого привел ее пару дней назад шлях – огромные, страшные деревья с повыкрученными ветвями, переплетавшиеся в свод над пустой дорогой. Дорогой, на которой она вдруг оказалась одна, как перст. Вспомнив ужас, охвативший ее тогда. И желание развернуться, броситься наутек. Назад, домой. Оставив глупые мысли об одиноком путешествии по миру. Выбросив их из головы.