Она пришла под утро.

Вошла осторожно, тихо, бесшумно ступая, плывя по комнате,словно призрак, привидение, а единственным звуком, выдававшим ее движение, былшорох накидки, прикасавшейся к голому телу. Однако именно этот исчезающе тихий,едва уловимый шелест разбудил ведьмака, а может, только вырвал из полусна, вкотором он мерно колыхался, словно погруженный в бездонную топь, висящий междудном и поверхностью спокойного моря, среди легонько извивающихся нитейводорослей.

Он не пошевелился, даже не дрогнул. Девушка подпорхнулаближе, сбросила накидку, медленно, нерешительно оперлась коленом о край ложа.Он наблюдал за ней из-под опущенных ресниц, не выдавая себя. Девушка осторожноподнялась на постель, легла на него, обхватила бедрами. Опираясь на напряженныеруки, скользнула по его лицу волосами. Волосы пахли ромашкой. Решительно и какбы нетерпеливо наклонилась, коснулась сосочком его века, щеки, губ. Онулыбнулся, медленно, осторожно, нежно взял ее руки в свои. Она выпрямилась, ускользаяот его пальцев, лучистая, подсвеченная и от этого света нечеткая в туманномотблеске зари. Он пошевелился, но она решительным нажимом обеих рук остановилаего и легкими, но настойчивыми движениями бедер добилась ответа.

Он ответил. Она уже не избегала его рук, откинула голову,встряхнула волосами. Ее кожа была холодной и поразительно гладкой. Глаза,которые он увидел, когда она приблизила свое лицо к его лицу, были огромными итемными, как глаза русалки.

Покачиваясь, он утонул в ромашковом море, а оно взбурлило изашумело, потеряв покой.

Потом говорили, что человек этот пришел с севера, со стороныКанатчиковых ворот. Он шел, а навьюченную лошадь вел под уздцы. Надвигалсявечер, и лавки канатчиков и шорников уже закрылись, а улочка опустела. Былотепло, но на человеке был черный плащ, накинутый на плечи. Он обращал на себявнимание.

Путник остановился перед трактиром «Старая Преисподняя»,постоял немного, прислушиваясь к гулу голосов. Трактир, как всегда в это время,был полон народу.

Незнакомец не вошел в «Старую Преисподнюю», а повел лошадьдальше, вниз по улочке к другому трактиру, поменьше, который назывался «УЛиса». Здесь было пустовато – трактир пользовался не лучшей репутацией.

Трактирщик поднял голову от бочки с солеными огурцами и смерилгостя взглядом. Чужак, все еще в плаще, стоял перед стойкой твердо, неподвижнои молчал.

– Что подать?

– Пива, – сказал незнакомец. Голос был неприятный.

Трактирщик вытер руки полотняным фартуком и наполнилщербатую глиняную кружку.

Незнакомец не был стар, но волосы у него были почтисовершенно белыми. Под плащом он носил потертую кожаную куртку со шнуровкой угорла и на рукавах. Когда сбросил плащ, стало видно, что на ремне за спиной унего висит меч. Ничего странного в этом не было, в Вызиме почти все ходили соружием, правда, никто не носил меч на спине, словно лук или колчан.

Незнакомец не присел к столу, где расположилисьнемногочисленные посетители, а остался у стойки, внимательно изучая взглядомтрактирщика.

– Ищу комнату на ночь, – проговорил он, отхлебнувиз кружки.

– Нету, – буркнул трактирщик, глядя на обувкугостя, запыленную и грязную. – Спросите в «Старой Преисподней».

– Я бы хотел здесь.

– Нету. – Трактирщик наконец распознал выговорнезнакомца. Ривянин.

– Я заплачу, – тихо и как бы неуверенно сказалчужак.

Тогда-то и началась эта паскудная история. Рябой верзила, смомента появления чужака не спускавший с него угрюмого взгляда, встал и подошелк стойке. Двое из его дружков встали шагах в двух позади.

– Ну, нету же местов, шпана ривская, – гаркнулрябой, подходя к незнакомцу вплотную. – Нам тута, в Вызиме, такие ни кчему. Это порядочный город.

Незнакомец взял свою кружку и отодвинулся. Взглянул натрактирщика, но тот отвел глаза. Он и не думал защищать ривянина. Да и ктолюбит ривян?

– Что ни ривянин, то ворюга, – продолжал рябой, откоторого несло пивом, чесноком и злобой. – Слышь, что говорю, недоносок?

– Не слышит он, уши-то дерьмом забил, – промямлилодин из тех, что стояли позади. Второй захохотал.

– Плати и выматывайся, – рявкнул рябой.

Только теперь незнакомец взглянул на него.

– Пиво допью.

– Мы те подмогнем, – прошипел дылда. Он выбил уривянина кружку и, одновременно схватив одной рукой плечо, впился пальцамидругой в ремень, пересекающий наискось грудь чужака. Один из стоявших позадиразмахнулся, собираясь ударить. Чужак развернулся на месте, выбив рябого изравновесия. Меч свистнул в ножнах и коротко блеснул в свете каганцев. Пошлакутерьма. Поднялся крик. Кто-то из гостей кинулся к выходу. С грохотом упалстол, глухо шмякнулась об пол глиняная посуда. Трактирщик – губы у неготряслись – глядел на чудовищно рассеченное лицо рябого, а тот, вцепившисьпальцами в край стойки, медленно оседал, исчезал из глаз, будто тонул. Двоедругих лежали на полу. Один не двигался, второй извивался и дергался в быстрорасплывающейся темной луже. В воздухе дрожал, ввинчиваясь в мозг, тонкий,истошный крик женщины. Трактирщик затрясся, хватил воздуха, и его начало рвать.

Незнакомец отступил к стене. Сжавшийся, собранный, чуткий.Меч он держал обеими руками, водя острием по воздуху. Никто не шевелился.Страх, как холодная грязь, облепил лица, связал члены, заткнул глотки.

В трактир с шумом и лязгом ворвались трое стражников.Видимо, находились неподалеку. Обернутые ремнями палицы были наготове, но,увидев трупы, стражи тут же выхватили мечи. Ривянин прильнул спиной к стене,левой рукой вытащил из-за голенища кинжал.

– Брось! – рявкнул один из стражников дрожащимголосом. – Брось, бандюга! С нами пойдешь!

Второй толкнул стол, мешавший ему зайти ривянину сбоку.

– Жми за людьми, Чубчик! – крикнул он тому, чтостоял ближе к двери.

– Не надо, – проговорил незнакомец, опускаямеч. – Сам пойду.

– Пойдешь, пойдешь, сучье племя, только наверевке! – заорал тот, у которого дрожал голос. – Кидай меч, не тобашку развалю!