Мадам Жюстин в свои сорок шесть ничуть не выглядела старухой – она, насколько знал Джералд от самого Робера, была низкого рода, из мелких торговцев, возвысившихся после революции 1848 года и во времена Второй империи. Невысока, темноволоса, почти не пользуется косметическими ухищрениями, одевается богато, но без вульгарности, присущей нуворишам, – она будто сошла со страниц романов Оноре де Бальзака, ничуть не утратив бальзаковского буржуазного обаяния и ухватистости современной парижанки, знающей, какова цена денег. Особенно больших денег. Только сына избаловала до невозможности.

– Джералд? Вы меня слушаете?

– Да, мадам. Вы просите правду?

– Я разве выражалась недостаточно ясно, милорд?

– Извольте, я расскажу правду. Но это… – лорд Вулси подавил грустный смешок, вспомнив, как достопамятный отец Теодор произносил несколько дней назад похожие слова. – Я могу просить об одолжении? Никому и никогда не рассказывать о том, что вы сегодня услышите?

– Вы совершили нечто противозаконное? – немедленно осведомилась Жюстин. Она остановилась прямо напротив Джералда и уперлась в него взглядом небольших колюче-карих глаз. – И вовлекли в это Робера?

– Частично вы правы, миледи. Чтобы объясниться, я буду обязан представить вам наших общих друзей, которые подтвердят мой рассказ.

Мадам де Монброн без колебаний дернула за шнурок звонка. Раскрылась дверь, явив на пороге горничную.

– Ванесса, доктор Лаваль закончил?.. Нет? Тогда пригласите в кабинет наших гостей.

– Позвольте, – Джералд, обтрепанный и пропахший дорогой, обрел былую чопорность, едва в кабинет зашли четверо его сопровождающих. – Джентльмены, мадемуазель, я счастлив познакомить вас с госпожой Жюстин де Монброн, матушкой нашего общего друга Робера.

Мадам снова, более тщательно, оглядела нежданных постояльцев. Один другого краше! Небритые, выглядящие предельно утомленными, господа весьма юных лет (с точки зрения Жюстин…) и красивая темноглазая девица, державшаяся, в отличие от прочих «друзей Робера», с видимой уверенностью и даже некоторой надменностью.

– Господин Карл Шпилер, – монотонно рекомендовал Джералд. – Доктор медицины, из Вормса. С Тимоти вы, мадам, знакомы…

Тим, словно вспомнив, чему его учили в Британии, чмокнул ручку Жюстин, получив в ответ безразличную, фальшиво-доброжелательную улыбку банкира.

– Господин Ойген Реннер, – продолжал милорд, кивая на привлекательного, но выглядевшего чрезмерно простецки, парня. Однако тот раскланялся как человек из общества. Жюстин заметила, что если здесь и есть истинно благородные люди, то это лишь сам Джералд и беловолосый немец. Впрочем, ничего удивительного – в дворянских семьях Германского рейха частенько рождаются дети, наделенные варварским обаянием и дикой красотой их предков, всего полторы тысячи лет тому назад ходивших в звериных шкурах. – И теперь познакомьтесь с мадемуазель.

Только теперь? Ах, да… Древние английские традиции, весьма отличные от благородных уложений материка, не исправишь – самую важную персону, будь таковой даже король, представляют в последнюю очередь. А в любом современном обществе Франции главнейшая персона – дама.

– Евангелина Чорваш, Австро-Венгерская империя.

– Я буду очень рада, если мадам де Монброн будет называть меня Евой, – сказала девица, на коей красовался мужской шоферский костюм из коричневой кожи. Жюстин заметила, что левая ладонь до крайности эманципированной барышни туго перевязана бинтом. – Я рада, мадам.

– Чорваш? – Жюстин на миг задумалась, вспоминая. – Ева Чорваш? Дочь господина Фердинанда Чорваша? Венгерского банкира? Вы собираетесь объехать вокруг света на автомобиле, верно? Я только вчера читала в газете!

– Собиралась объехать… – потупила взгляд Ева. – Боюсь, предприятие на грани срыва, мадам.

– Я рада вас видеть, – наконец-то улыбнулась госпожа де Монброн. Впрочем, ее улыбка была дарована только Евангелине. – У вас поранена рука, милая?

– Чепуха, оцарапало пулей. Это не страшно. Будет достаточно перевязать вечером.

Данный ответ настолько поразил Жюстин, что она бросила молниеносный взгляд на Джералда и прочих мужчин, сурово потребовав:

– Мадемуазель, почтенные мсье, рассаживайтесь как будет удобно, – новый рывок за шнур колокольчика. – Ванесса, вино гостям, мне и молодой даме – кофе!

– Я, с вашего позволения, тоже выпью вина, – хладнокровно бросила Ева горничной. – Будьте добры, дорогуша, принесите бутылку «Мадам Клико». Нет, лучше две! Надо выпить за удачу, которая нам сопутствовала!

Жюстин покосилась на Еву с ошеломленным недоумением, однако подтвердила:

– Ванесса, поспешите. И… И фрукты, наверное… Обед, как всегда, вовремя.

Знаменитое «Клико» еще не было доставлено в кабинет, когда ворвавшийся лакей сообщил, что мадам де Монброн срочно просят спуститься. Доктор, закончивший свои таинственные манипуляции с мсье Робером хочет переговорить с госпожой. Жюстин коротко извинилась и вышла.

– Что будем говорить? – спросил у Джералда Тимоти. – С мамашей Робера держи ухо востро…

– Правду, – непреклонно отозвался милорд. – Мадам Жюстин не сможет нас предать. Хотя бы из-за любви к сыну. Пускай я разучился доверять даже самому себе, но сейчас нам требуется влиятельный союзник…

* * *

Откровенная беседа днем не состоялась – Жюстин надолго осталась с Робером, погрузившимся в болезненное полубредовое состояние. Начиналась горячка, пусть многоопытный мсье Лаваль и приложил все знания и усилия: сквозная огнестрельная рана была вычищена, зашита и наново перевязана. К счастью, пуля не задела кость и ветви нервного ствола. Одна беда – молодому Монброну разорвало крупный сосуд, много часов не перестававший кровоточить. Требовалось благодарить доктора Шпилера, умело наложившего жгут, но вот перевязать поврежденную жилу лигатурой в «полевых» условиях возможности не было и Робер потерял не меньше пинты крови.

Так или иначе, концессионеры, по прошествии далеко не самых лучших в своей жизни суток, добрались до столицы Франции и нашли относительно безопасное убежище. Если недоброжелатели и попытаются как-либо навредить компании лорда Вулси, то для этого придется приложить много усилий – дом на улице Тампль охраняется как полицией, так и частными агентами, нанятыми мадам де Монброн ради пущего спокойствия клиентов банка. Со времен Бонапарта квартал почитается спокойным и даже во многом аристократическим, а если не терять внимательности и осторожности, после неприятных германских приключений, Париж покажется самым безопасным местом на свете.

Ванна, чистое белье, приличная одежда и хороший обед – что иное требуется джентльмену после утомительного путешествия? Распоряжениями хозяйки, а далее и экономки, оригинальным визитерам предоставили гостевые комнаты (самая лучшая, разумеется, досталась мадемуазель Евангелине, с видом на сквер Тампля). Джералд тотчас строго-настрого приказал шторы не раскрывать и к окнам не подходить, а уж тем более не появляться на балконах. Возле парадной лестницы и лифта всегда обязан находиться один из концессионеров, причем с оружием – конкуренты, как это следует из событий на границе, отбросили шутки в сторону и начали прибегать к опасным крайностям. Однако хуже всего то, что в семь с четвертью вечера на Восточный вокзал прибывает поезд, а с ним и злополучный ящик.